Северный ветер - [22]
Один останавливается и поджидает Яна. Может быть, они и его арестуют… Пусть! Вернуться домой он не может. Ян силится отгадать, кто же это ждет его.
— А, Витол!..
— Вы хотите знать, что с ним будет? — небрежно спрашивает Витол. Яну жаль, что он не видит лица собеседника. Ему кажется, что по выражению он угадал бы, серьезное ли тут дело или совсем пустячное. Но Витол меняет разговор. — Вы тоже уезжали. А теперь вернулись! В Риге, наверное, стало неспокойно?
— Да разве я из страха? — Ян чувствует себя задетым. — Я ездил на учительский съезд за инструкциями.[9] Надо же было узнать, что там решат — как нужно учить и как не нужно.
— Да… У вас вышло маленькое недоразумение с местной организацией.[10] По правде говоря, нас всех это немного удивило. Мы надеялись, что вы будете впереди. А вы воспротивились решению местной организации.
— Организация, организация… — с досадой повторяет Ян. — Что такое эта организация? Я ее… Я не признаю… не могу признать, что организация вправе решать столь специальные проблемы, как школьное воспитание.
Но тут Ян соображает, что пересолил.
— У меня, к сожалению, в последнее время не было тесной связи с организацией.
— Да уж где там при ваших семейных и родственных связях.
— Нет, нет! Только из-за работы в школе, дорогой товарищ, исключительно из-за нее. Революционное движение мне так же близко, как любому из вас. Думаю, вы и сами отлично это знаете.
Витол закуривает, ладонью заслоняя спичку от ветра.
— С вами, интеллигентами, как-то странно получается. Приходите, агитируете, шумите. А когда движение началось и масса поднялась, когда особенно необходима серьезная помощь образованных людей — вас нет. Вы уезжаете по личным делам, женитесь на буржуйской дочке, и хороший тон уже не позволяет вам путаться с простым народом. Разок-другой немного поболтать в торжественных случаях — это да. Но стойко держаться, не покидая своего места…
Ян не успевает ответить, и ему обидно до слез. Вот уже и корчма, Витол становится на свое место во главе конвоя.
Два маленьких окошка тускло светятся в толстых каменных стенах. У коновязи дремлет покрытая дерюгой загнанная лошадка. Снаружи ни души, хотя здесь важный наблюдательный пост на перекрестке дорог.
В большом помещении совершенно темно, только сквозь приоткрытую дверь едва пробивается слабый луч. И тут люди. Слышно, как они, лежа на полу, ворочаются, переговариваются вполголоса. Кое-где мелькают огоньки папирос.
Следующая комната полна народу. Одни спят, пристроившись на лавках вдоль стен, другие сидят за столом на табуретах. Все потные, в одних рубашках. В конце стола четверо играют в карты. Перед ними полные и недопитые стаканы чаю, кучки колотого сахара. Рядом валяется кусок мела, которым каждый прямо на столе записывает выигрыш.
Среди играющих — начальник патруля Вирснис, приземистый, плотный человек средних лет в расстегнутой кожаной куртке, поверх которой на желтом ремне висит кобура с револьвером. Остальные прислонили свои ружья к стене или поставили в угол.
Вирснис собирает карты. Партию доиграют потом. Его добродушное лицо становится серьезным и строгим, почти суровым.
— Попрошу поближе, — говорит он Мейеру. Тот, остановившись в дверях, внимательно оглядывается, как бы желая отгадать, что его здесь ожидает.
Мейер подходит к столу, конвоиры не отступают ни на шаг. Яну жутко. Наверное, так выглядит военный суд. Но он все же делает движение вперед. Начальник патруля подозрительно оглядывает его.
— Что вам угодно? — И обращается к Витолу: — Кто это?
— Наш учитель, Робежниек.
— А… товарища Мартыня тут нет? — спрашивает Ян.
— Он на собрании, — отзывается какой-то парень, неохотно отрываясь от еды. — Сегодня перевыборы исполнительного комитета.
— Нам придется допросить господина Мейера. Если хотите, можете подождать там.
Вирснис встает и приоткрывает дверь в боковую комнатку… Там за столом сидят двое и роются в бумагах. Одного Ян знает: бывший помощник писаря, Лиепинь. Несколько человек в одних рубашках кто спит, кто сидит на скамейках вдоль стены. Землекоп Зарен, примостившись на подоконнике, набивает патроны. Маленькой меркой черпает порох из коробки, насыпает в гильзу и, положив заранее приготовленный войлочный пыж, придавливает его концом карандаша. Свинцовая дробь насыпана в белую мисочку доверху.
— Лиепинь, пойди-ка сюда! — зовет Вирснис. — И захвати лист бумаги. — Он придерживает дверь, пропуская Яна. Потом закрывает. Но дверь сама медленно приоткрывается. Яну слышно все, что там говорят.
— Ну, а вы, Зарен, что тут делаете? — бодрясь, спрашивает Ян, хотя на душе у него прескверно.
Зарен косит на него свои узкие, угрюмые глазки. На его высохшем, сморщенном лице с седой, куцей бородкой злорадная усмешка.
Кривой заскорузлый указательный палец с грязным ногтем как бы пересчитывает черные дробинки в миске.
— Эта — дармоедам… Эта — живоглотам… Эта — угнетателям… Эта — предателям… На всех хватит. Надо наконец-то очистить землю.
Легкий озноб пробегает по спине Яна.
Вдруг из соседней комнаты слышится громкий голос Мейера:
— Долго ли мне еще ждать, господа? У меня нет времени торчать здесь. Если вам что-нибудь угодно от меня — прошу покорно.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Исторический роман народного писателя Латвии Андрея Упита состоит из четырех частей: «Под господской плетью», «Первая ночь», «На эстонском порубежье», «У ворот Риги» — и выходит в двух книгах. Автор отражает жизнь Лифляндии на рубеже XVII–XVIII веков и в годы Северной войны, когда в результате победы под Ригой русских войск над шведами Лифляндия была включена в состав Российской империи. В центре повествования судьбы владельца имения Танненгоф немецкого барона фон Брюммера и двух поколений его крепостных — кузнецов Атауга.
Роман Андрея Упита «Земля зеленая» является крупнейшим вкладом в сокровищницу многонациональной советской литературы. Произведение недаром названо энциклопедией жизни латышского народа на рубеже XIX–XX веков. Это история борьбы латышского крестьянства за клочок «земли зеленой». Остро и беспощадно вскрывает автор классовые противоречия в латышской деревне, показывает процесс ее расслоения.Будучи большим мастером-реалистом, Упит глубоко и правдиво изобразил социальную среду, в которой жили и боролись его герои, ярко обрисовал их внешний и духовный облик.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.