Северный ветер - [134]
19
По-прежнему дует северный ветер. Но мартовское солнце все настойчивее поворачивает его на запад. По ночам ветер снова возвращается на прежнюю стезю и воет с такой силой, будто все еще стоит глубокая зима. Или вдруг нагонит снеговую тучу, чтобы похоронить оставленные солнцем следы. А утром выглянет солнце, без устали разгоняет оно назойливые тучи и вновь расточает тепло повсюду, куда доберется. Поворачивает ветер на запад, чтобы он разъедал снег там, куда солнышку самому еще не добраться.
Снег тускло-голубой. Пригорки уже высунули наружу свои черные спины. Склоны южной стороны похожи на старых бобылок — сплошь в белых и черных заплатах. Надо льдом в канавах и ручьях сверкает проступившая вода.
Болотные луга на равнинах тоже сплошь в плешинах. Местами снег совсем стаял, — с каждым днем все ширятся зеленовато-блеклые пятна мха среди оседающих снежных прогалин. Трясины уже вскрылись. Здесь теперь столько воды, что через топкие места ни перейти, ни перескочить. Даже на кочках снег весь пропитан водой. Проложить тут свой путь взбредет на ум разве только загнанному зверю или сумасшедшему…
И все же находятся такие.
На так называемом Большом болоте, где до синеющего по краям ближайшего леса не менее трех верст, на среднем из трех поросших деревьями островков тесной кучкой сидят люди. Серп молодого месяца, ныряя меж рваных прозрачных облаков, бросает сквозь замшелые ели скользящие светлые блики. Крохотная полянка то всплывает в тусклом свете, то снова тонет в тени деревьев.
— Мартыня все нет, — сокрушается Рудмиесис, сын усадьбовладельца из-под Лиепаи. — Не попался бы. Пятьсот рублей — деньги. Кому они в наше время не пригодятся?
Он покачивается на искривленной, склоненной к земле березке и пытается разглядеть лица Зиле и Толстяка. Те сидят рядом спиной к луне на погруженной в снег коряге, и при лунном свете их склоненные головы совсем сливаются с тенью.
Рудмиесису отвечает бывший шорник имения Янсон. Он стоит, прислонившись к ели, засунув руки в карманы пальто и втянув шею в воротник, поднятый выше ушей. Простуда и кашель, мучивший всю зиму, совсем отняли у него голос. Его беззвучный шепот могут понять лишь те, кто все время был с ним вместе и привык.
— Этого не поймают. У него ноги крепче, чем у нас четверых, вместе взятых. И грудь крепкая. Десять верст пробежит, не задохнется. Здоровущие легкие у этого хозяйского сынка.
И как бы в ответ на эту шутку раздается свистящий, глухой кашель, словно из-под толстого одеяла. К нему все привыкли, никого он больше не смущает. Это чахоточный учитель Калнберз, который сидит в сторонке на куче наломанных еловых ветвей, уронив голову на колени.
Луна исчезает за плотным черным полотнищем тучи, и островок на миг погружается в непроглядную тьму.
— Не найдется ли немного табаку? — просит Рудмиесис.
Кто-то протягивает ему на ладони щепотку, не поймешь — Толстяк или Зиле. Беря табак, он пытается нащупать руку. У Толстяка на указательном пальце кольцо, по нему можно узнать.
— Тьфу! — Дающий с досадой сплевывает и отдергивает руку. — Бери, когда дают.
Рудмиесис садится на корточки и накрывает голову полами пальто. Для того, чтобы со стороны не заметили огня. Раза три-четыре чиркает спичкой. Охает и кряхтит, пока наконец-то раскурит трубку.
— Черт… Насмердил на весь свет… — ворчит Калнберз. — Поискал бы лучше кусочек хлеба.
— А ты подожди, наставник. Вот Мартынь принесет бисквиты и бутылку красного вина. — Рудмиесис, посмеявшись над собственной шуткой, быстро умолкает, так как никто его не поддерживает.
Калнберз вскидывает голову и бросает в его сторону злобный взгляд. Антагонизм, существовавший между ними с самого начала, за последние дни превратился в острую, непримиримую вражду. Они словом не могут перекинуться спокойно, не могут по-человечески взглянуть один на другого.
Все угрюмо молчат, уйдя в себя, замерзшие, голодные. Ветер, кажется, крепчает. К утру можно ожидать дождя. Луна становится красной и все чаще прячется за клочья облаков.
— Я думаю… — слышится шепот Янсона. — Я думаю, у нас мог быть сегодня ужин. Каравай хлеба и кусок ветчины всегда можно раздобыть в Подниеках. Но у нас ведь принципы. Мы не берем. Раз принципы, значит, есть не нужно. Тогда и без пищи тепло и всего хватает.
Толстяк делает нетерпеливое движение, но ничего не говорит, только плотнее запахивает пальто на коленях. Осточертело спорить. Да и знает он, что его нарочно провоцируют. От северного ветра, стужи и голода страшная горечь накопилась в людях, как грязная влага в закупоренном сосуде. И теперь каждый старается вылить ее на голову другому. Обитатели островка — товарищи по несчастью — дошли до того, что опротивели друг другу. Простые деревенские люди, они с нескрываемой иронией относятся к интеллигентам и горожанам, которыми прежде восторгались, чьи слова принимали как евангелие. А те в свою очередь презирают людей, которыми все сильнее овладевают животные инстинкты и жестокий эгоизм.
Но и внутри каждой отдельной группы уже нет единодушия. Слишком долго их преследовали, слишком много перенесли они унижения и горя, чтобы рассчитывать еще на солидарность и взаимную поддержку. Чем может помочь затравленный охотниками зверь другому, такому же? И чем глубже засасывает их беда, тем откровеннее выпирает голый инстинкт, не желающий ничего знать, кроме велений чахнущего тела.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Исторический роман народного писателя Латвии Андрея Упита состоит из четырех частей: «Под господской плетью», «Первая ночь», «На эстонском порубежье», «У ворот Риги» — и выходит в двух книгах. Автор отражает жизнь Лифляндии на рубеже XVII–XVIII веков и в годы Северной войны, когда в результате победы под Ригой русских войск над шведами Лифляндия была включена в состав Российской империи. В центре повествования судьбы владельца имения Танненгоф немецкого барона фон Брюммера и двух поколений его крепостных — кузнецов Атауга.
Роман Андрея Упита «Земля зеленая» является крупнейшим вкладом в сокровищницу многонациональной советской литературы. Произведение недаром названо энциклопедией жизни латышского народа на рубеже XIX–XX веков. Это история борьбы латышского крестьянства за клочок «земли зеленой». Остро и беспощадно вскрывает автор классовые противоречия в латышской деревне, показывает процесс ее расслоения.Будучи большим мастером-реалистом, Упит глубоко и правдиво изобразил социальную среду, в которой жили и боролись его герои, ярко обрисовал их внешний и духовный облик.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.