Северный пес - [38]

Он сидел у самой кромки воды, опустив руки между колен и задумчиво изучая блики света на поверхности реки. Когда Джулия ступила на землю, он поднял к ней лицо, и она увидела, что щека его снова нервно дергается. Он смотрел словно бы сквозь Джулию, и не замечал ее наготы.

— Не верится — так давно это было, — сказал он негромко. — Я сидел здесь, спиной к реке, и не смел обернуться; а они плескались позади меня, и смеялись…

— Ты уже был тут? — Джулия, поежившись, присела рядом с ним на корточки. Ей было прохладно, от воды тянуло холодом, но одеваться она не спешила.

— Вот в этом самом месте. Мы остановились недалеко отсюда; Оге и Ив ушли к мосту, — он коротко кивнул вверх по течению реки, указывая направление. Там находился мост, по которому отряд недавно пересекал Серебряную. В течение войны мост уже несколько раз переходил из одних рук в другие. В данное время его удерживали медейцы. — Девчонки захотели искупаться, но я не мог отпустить их одних…

"Девчонки" — это он, наверное, имел в виду медейскую принцессу и ее подругу. Что ж, четыре года назад они и впрямь были девчонками. Во всяком случае, для него.

— Скажи, Джули, — все так же тихо сказал Пес, глядя на воду, — тебе приходилось когда-нибудь предавать проклятию имя человека, которого ты любила больше всего на свете?..

— Как можно проклинать любимого человека?

— Можно… Я думаю иногда, что понес наказание за те слова, что мой язык повернулся сказать, и продолжаю расплачиваться до сих пор…

— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросила Джулия.

— Иногда мне кажется, я не смогу умереть, что бы ни случилось, — Пес то ли не слышал ее, то ли просто не намеревался давать объяснений. — Что бывает с человеком, когда Борон отворачивается от него?

— Он вряд ли даст бессмертие в наказание.

— Это смотря кому, — он вздрогнул и посмотрел на Джулию так, словно только что заметил ее. — Оделась бы ты, что ли…

Джулия почувствовала себя немного уязвленной. Любой другой мужчина на его месте сейчас пялился бы на нее во все глаза, вывесив язык, а этот…

— Я еще не высохла.

— Ты будешь сохнуть полночи.

— Нет — если ты мне поможешь…

Он усмехнулся так, что стало понятно: он видел насквозь все ее уловки. Но вместе с тем была в его усмешке какая-то растерянность. Он сам никогда не сделает первого шага, с досадой подумала Джулия. Что это — принципиальность, рыцарство? Или обычная робость?..

…Они никуда не торопились. Давно уже спустилась непроглядная ночь, а они все лежали на берегу, укрывшись одним на двоих широким походным плащом. Джулия не видела лица Пса, слышала только его дыхание, рваное и хриплое. Он и в любви оставался таким же, как и в бою. Как будто в последний раз…

— Зачем ты делаешь это?..

— Что?

— Прикрываешь меня, — Джулия, наконец, решила, что наступил подходящий момент.

Последовала длинная пауза. Пес лежал неподвижно и вроде бы не собирался отвечать. Потом вдруг проговорил неохотно:

— Мне страшно смотреть на тебя…

— Что? — растерялась Джулия.

— Ты — женщина… — еще менее охотно сказал Пес. — Да, я знаю, знаю, ты — солдат. Но все равно женщина… тебе не место здесь. Сидела бы дома, вышла замуж, воспитывала детей… Зачем тебя понесло на войну?

— Не твое собачье дело! — взъярилась Джулия. Она ненавидела подобные разговоры — мол, женщине место на кухне, со стряпней и детьми. — И если только из-за того, что я баба… Подумаешь, рыцарь какой нашелся! Я и без тебя неплохо управлюсь!

— Да я не сомневаюсь, — совсем похоронным тоном отозвался Пес. — Не в этом, в общем-то, дело. Джули, я… — он запнулся на секунду и продолжил с тихой яростью. — Безымянный, не умею я говорить о таком, да и не хочу. Просто — знай: я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

Джулию, в которой все еще кипела злость, так и подмывало спросить, можно ли считать его последние слова признанием в любви; но она не стала спрашивать. Она понимала, что Пес говорил о другом… но уже то, что он заговорил о подобных вещах, признался, что есть, по крайней мере, один человек, небезразличный ему, было чуду подобно.

— Не хочешь… — буркнула она. — Зато, как я понимаю, хочешь убиться сам?

— Борон не примет меня…

— А тебе не терпится попасть к нему?

— Тебя когда-нибудь допрашивали с пристрастием? — вдруг совершенно обыденным голосом, хотя и очень тихо, спросил Пес. — Надеюсь, что нет. Может быть, это можно пройти, оставшись собой. Мне не удалось. Я сломался, Джули, и довольно быстро. Все, что от меня осталось — это развалины, которые еще ходят и говорят. Мне нечего делать на этом свете, но, как я уже говорил, Борону я не нужен. Это наказание за необдуманные слова, брошенные в минуту отчаяния…

— Какое дело Борону до людских проклятий? — Джулии не нравился такой поворот в разговоре. С одной стороны, она была рада, что Пес разговорился; с другой стороны, на душе у него оказалось так черно, что она не имела понятия, как может помочь ему.

— Кроме Борона, есть и другие…

— Но…

— Нет смысла говорить об этом, — оборвал ее Пес. — Зря я начал.

— Не зря! — возразила Джулия. — Нельзя молчать бесконечно. Когда-нибудь нужно выговориться…

— Не нужно, — он зашевелился и приподнялся на локте, откинув плащ. — Пора возвращаться в лагерь, не находишь?