Северный пес - [37]

— Да, война, — согласился Хаген. — Но кто-то погибает, а кому-то везет… — он метнул куда-то в сторону ненавидящий взгляд; Джулия, проследив его, увидела Пса. — Эту наинскую собаку даже не поцарапало…

— Он получил свое в прошлый раз.

— Получил, да мало.

Неприязнь неприязнью, но желать смерти своим же солдатам… Хаген, пожалуй, хватил через край. Неудивительно, что он теряет людей.

— Видимо, Рондра придерживается на этот счет другого мнения, — суховато сказала Джулия. — Да и Борон тоже. Не тебе решать, кого ему забирать к себе, а кого оставлять здесь.

— Что-то ты чересчур печешься об этом псе, — Хаген, хотя и был погружен в пучины меланхолии, все же сообразил, что Джулия ведет речь вовсе не о Дитрихе. — Ходишь хвостом, смотришь на него вот такими круглыми глазами, — он показал, какими. — Уж не любовь ли вы крутите?

— А ты никак ревнуешь? — поинтересовалась Джулия невинным тоном.

— Я похож на идиота?

— Когда вот так плюешься от злости безо всяких на то оснований — очень…

Ответной реакции она дожидаться не стала, ушла. Вряд ли Хаген в таком состоянии мог сказать что-нибудь толковое. Скорее — продолжит плеваться.

* * *

Касот не желал отпускать незваных гостей. Несмотря на возросшую численность отряда, медейцам приходилось несладко; к границе с Медеей пробивались с боями, словно Рондра решила испытать их на прочность.

Джулия неоднократно ловила себя на том, что начинает бояться. Это она-то, никогда ничего не страшившаяся! Ее это обеспокоило, ведь страх в сражении не мог привести ни к чему хорошему. И если бы еще она боялась за себя, так ведь нет! Как только она замечала рядом с собой Пса (а он так и крутился неподалеку), она лишалась всякого покоя, потому что этот сумасшедший бросался в бой так, словно жил последний день, а каждый касотец был его личным врагом! Разумеется, о себе он вообще не думал и вел себя как настоящий берсерк. Мало того, он даже не носил доспехов. Да какие доспехи, он даже щит никогда в руки не брал, предпочитая орудовать своей бастардой, как двуручным мечом.

Причина всего этого безумия, как подозревала Джулия, была проста: Псу не терпелось умереть. И сделать он это решил, совмещая приятное с полезным, смерть в бою с помощью ближним. То, что у ближних каждый раз, когда они видели его перекошенную яростью физиономию и дикий оскал, все внутри обрывалось, его, конечно же, не занимало. Джулия боялась и злилась одновременно. Зря, что ли, она выхаживала идиота, что он так заторопился к Борону?

Она долго не решалась поговорить с ним. Ей казалось, все равно ответа не дождаться; кроме того, в эти дни они очень редко виделись. А если вдруг и снизойдет до ответа, что она может услышать такого, чего и так не знает? Можно было подойти к Галейну, у которого сложились с Псом отношения, похожие на приятельские. Но едва ли Галейн был в курсе всего, что творилось в сумрачной и непонятной душе новоявленного берсерка. Скорее всего, его так глубоко просто не допускали.

Наконец, представился удобный момент для разговора. Отряд пересек Серебряную, и с этой минуты как отрезало: касотцы отстали, словно бы река стала для них границей, пересечь которую они не смели. Медейцы не стали задумываться над причинами такой боязни, они просто вздохнули с облегчением и встали недалеко от Серебряной лагерем, выставив по всему периметру множество часовых.

Джулия, у которой впервые за несколько недель выдался свободный вечер, решила дойти до реки и ополоснуться. Вся грязь и кровь прошедших сражений словно облепила ее с ног до головы, и ей не терпелось смыть с себя всю гадость вместе с усталостью. Еще днем, когда разбивали лагерь, она приглядела местечко, как нельзя лучше подходящее для уединенного купания. Низкий берег был не слишком удобен для схода в воду, поскольку весь порос густым кустарником, но зато этот кустарник обеспечивал надежную защиту от посторонних слишком любопытных и наглых глаз.

Предвкушая удовольствие от купания в прохладной воде, Джулия подошла к реке, раздвигая руками густые гибкие ветки. Уже темнело, и потому она не сразу поняла, что облюбованное ею местечко уже кто-то занял. На темную фигуру, почти сливавшуюся с поваленным стволом, она обратила внимание только тогда, когда фигура эта распрямилась во весь немаленький рост и грубо поинтересовалась, кого и зачем сюда принесло. По голосу нетрудно было узнать Пса.

— А я могла бы и мечом тебя ткнуть, — заметила Джулия. — Надо предупреждать о своем присутствии.

— Ты сюда пришла позже, ты и предупреждай, — нелюбезно отозвался Пес, остановившись в тени дерева. Джулия совсем не видела его, только слышала. — Тебе чего здесь надо?

— Искупаться хотела.

— Иди отсюда. Купайся в другом месте.

— А ты что, реку купил?! — возмутилась Джулия. — Я тебе мешаю?

— Мешаешь.

— Интересно, чем?

— Шуму от тебя много.

— Я больше не буду шуметь, — Джулия продолжила раздеваться. — Я тихо-тихо…

Из тени донесся сдавленный вздох сквозь зубы, и ничего больше. Джулия, восприняв молчание как знак согласия, сбросила с себя последнюю одежду и поспешно вошла в воду.

Погрузившись в прохладные струи Серебряной, она испытала такое удовольствие, что даже забыла про оставшегося на берегу Пса и о том, что хотела поговорить с ним. Она думала только о том, как хорошо было бы никогда не выходить из воды, и плавать вечно… вечно… И никогда больше не держать в руках оружие, не видеть крови. Когда, наконец, она с сожалением направилась к берегу, прошло довольно много времени, совсем стемнело. Джулия вспомнила про Пса и подумала, что он, должно быть, уже ушел.