Северный крест. Миллер - [36]

Из-за кустов ударил пулемёт — бил кучно, зло, свинцовая очередь всадилась в палубу миноноски, высекла длинную струю огня, от яростного грохота у людей едва не полопались перепонки. Лебедев прокричал в машинное отделение «Сто-оп!», но крика своего не услышал.

Мимо Лебедева проплыл, разгребая воздух руками, мичман Кислюк с широко открытым ртом и разбитой в кровь нижней губой — успел всадиться во что-то твёрдое. У носового орудия не было ни одного человека — пулемётная очередь ветром сдула артиллеристов.

   — Беглыми — три снаряда! — скомандовал Лебедев Кислюку по-сухопутному, тот на бегу вскинул правую руку, махнул, давая понять, что команду услышал:

   — Будет сделано, Игорь Сидорович!

Через несколько мгновений рявкнула носовая пушка миноноски, следом рявкнула ещё раз — Кислюк действовал как автомат, стрелял на звук почти без наводки.

Первый снаряд вывернул из земли старую умирающую берёзу, она вяло приподнялась над небольшим холмиком, на котором росла, отряхнула с оборванных корней рыжие глиняные комья и, перевернувшись в воздухе, вверх комлем, вновь легла на холмик, макушкой в землю, второй снаряд угодил в пулемётное гнездо. Станина «максима», только что отчаянно палившего по миноноске, полетела в одну сторону, ствол в другую, человек, лежавший за пулемётом — в третью.

Кислюк стрелял лихо, у него имелся дар настоящего артиллериста. Лебедев не выдержал, похлопал в ладони:

   — Браво!

На берегу снова ударила партизанская пушчонка, малокалиберная, слабенькая, не способная причинить большого вреда, снаряд с острым гусиным шипеньем разрезал воздух и вновь упал на противоположную сторону Онеги, в чистое поле — вверх только сбритая трава полетела.

Пушкарь у партизан был криворуким.

Третья пушка, трофейная, отбитая вчера вечером у красных, была установлена на носовой палубе рядом со скорострельным орудием; колеса этой пушки, чтобы она не улетела за борт, были прикручены к палубе проволокой и цепями.

Мичман Кислюк переместился к третьей пушке.

Проворно, по-воробьиному ловко прыгая по палубе, он скрестил над головой руки, требуя держать миноноску в ровном состоянии, чуть подкрутил ствол пушки и выстрелил снова.

Пушка подпрыгнула на палубе — в этом лихом прыжке она вообще могла сигануть за борт, но цепи, прикрученные к лафету, удержали её, пушка грохнулась колёсами о металл палубы, встряхнула тело миноноски и затихла. Кислюк загнал в неё новый снаряд — на подачу встал тщедушный матрос, похожий на пацанёнка, — чернявый, с бледным лицом и гвардейскими ленточками на бескозырке, которые он, чтобы головной убор не улетел в Онегу, зажал зубами.

Артиллерист приложился лицом к окуляру, покрутил рукоять наводки и, замерев на мгновение, дёрнул спусковой шнур. Пушка вновь приподнялась над палубой, отплюнулась рыжим огнём и всадилась колёсами в гулкий металл.

Тщедушный матросик подцепил очередной снаряд прежде, чем Кислюк подал ему команду, мичман загнал снаряд в ствол и в очередной раз дёрнул спусковой шнур.

На этот раз Кислюку удалось накрыть партизанскую пушку — в воздух взлетело не только это жалкое орудие, осколками посекло и молодого бычка, который был запряжён в эту пушку — тягал её, словно арбу.

Бычок взревел яростно, задрал хвост, понёсся галопом по берегу и с крутизны прыгнул в воду. Около борта миноноски немедленно возник Митька Платонов, отшвырнул в сторону накрахмаленный белый колпак, перегнулся вниз:

   — Спасай бычка! — прокричал он, давясь собственным криком. — Это же мясо для общего котла!

Такая забота кока была понятна всей команде. На крик вынесся Арсюха, также перегнулся через борт.

Над палубой тем временем снова приподнялась и рявкнула пушка: Кислюка ничто не могло отвлечь от стрельбы, даже плавающий за бортом большой кусок мяса.

   — Команда, спасай бычка! — отчаянно вопил между тем Митька.

Кислюк произвёл ещё один выстрел и устало откинулся от пушки. Берег молчал — все огневые точки были подавлены.

   — Неплохо расплатились за сорванный обед, — констатировал Лебедев.

Арсюха тем временем скинул с себя штаны и рубаху и прыгнул в воду, к ошалевшему бычку. Следом за ним Митька бросил с борта верёвку. Арсюха проворными саженками догнал бычка, развернул его рогами к миноноске, под пузом продел верёвку. Несколько матросов, мигом оказавшиеся около Митьки — вопрос свежанины в «разблюдовке» касался всех на корабле, — подтащили бычка к борту. Арсюха важно плыл рядом.

   — Всё, теперь ты никуда от нас не денешься, — бормотал он, шлёпая руками по мутной онежской воде, иногда прикладывал ладонь и к заднице быка, подгонял его.

Сзади дал сиплый гудок монитор, на нос парохода выскочил сигнальщик с флажками, засемафорил что-то, взбивая тугими хлопками крепкой ткани пространство. Хоть сигнальщик на мониторе появился. Хороший знак.

   — Сигнальщик! — громко выкрикнул Лебедев. — Расшифруйте, что он там талдычит?

На корму поспешно выскочил Андрюха Котлов, беззвучно зашевелил губами.

   — Ну! — требовательно вскинул голову командир миноноски.

   — Командир десанта просит разрешения пристать к берегу и прочесать лес.

   — Дайте ему такое разрешение, — велел Лебедев, — пусть пройдётся с гребешком по зелёным кудрям. Вдруг действительно пару блох выловит.