Северный крест. Миллер - [34]

В одном месте, в глубине берега, среди деревьев, заметили горящий костёр. Лебедев вскинул к глазам бинокль, стараясь разглядеть костёр и людей, находящихся рядом, но ничего не было видно.

   — Может быть, накрыть костёр парой снарядов, — предложил мичман Кислюк, — мои бравые канониры это сделают мигом.

   — Не надо. Вдруг это не красные партизаны, а деревенские пастухи, выгнавшие скот на выпас?

   — А если всё-таки партизаны?

   — Отставить! — произнёс Лебедев, опуская бинокль. Достал из кармана часы. — Пора обедать. Прошу господ офицеров в кают-компанию.

Миноноска продолжала медленно плыть по Онеге дальше. Следом плелись, чихая машинами, плюясь дымом, старые пароходы, по недоразумению возведённые в ранг боевых кораблей, вызывающие ощущение досады, сочувствия и одновременно неловкости: ну зачем люди потревожили эти древние коробки? Могли бы проявить уважение к их старым ржавым костям и не прерывать их сладкого сна в онежских затонах. Спали бы и спали себе пароходы...

Кают-компанией на миноноске был обыкновенный кубрик. Обихоженный, с занавесками на иллюминаторах, с крутящимися табуретками, обитыми кожей с накрахмаленной белой скатертью, постеленной на стол.

Сели по ранжиру, как и положено: командир — в центре стола (он не любил занимать место во главе), по правую руку от него — старший офицер, по левую — старший механик, поодаль, справа — артиллерист.

Лебедев оглядел своих товарищей, произнёс:

   — Неплохо бы пригласить к нашему столу командиров десанта, но... — он снова оглядел офицеров, — но есть ли смысл останавливать караван, причаливать к берегу, терять время?

   — Жаль, нет катера. — Рунге смущённо покашлял в кулак: всё, что могло плавать или хотя бы держаться на воде, подчинялось ему, старшему офицеру миноноски.

Два месяца назад у миноноски в море произошла стычка с красным ледоколом.

Пушкарь с ледокола умудрился точным выстрелом всадить снаряд в борт катера, проломить его насквозь, сорвать с палубы и швырнуть в море.

Хватило всего нескольких минут, чтобы катер затонул, — на прощание он показал свой серый выпуклый борт и пошёл на дно. Сверху, с палубы было видно, как бешенная беломорская вода стремительно поволокла его в сторону — здесь были очень сильные течения, крутили море то в одну сторону, то в другую.

   — Значит, обед пройдёт без командиров десанта, — подвёл итог Лебедев.

В дверь кают-компании торжественно вплыл кок, неся на руках поднос, на котором красовалась тарелка с крупной оранжевой икрой, а рядом — небольшой графин с запотевшими боками.

   — Прошу побаловаться свежей сёмужьей икорочкой, — провозгласил Митька Платонов, — в Онеге удалось выловить одну зрелую рыбину.

   — О! — довольно воскликнул артиллерист и потёр руки.

Лебедев, увидев графин, кивнул одобрительно и позвонил на мостик:

   — Ход — самый малый!

   — Икра наисвежайшая, пятиминутка, — заворковал Платонов, прыгая вокруг стола. Остановился около командира. Спросил: — Ас рыбой что прикажете сделать?

   — Засоли её по-европейски, — велел Лебедев.

По-европейски — значит не только с солью, но и с сахаром, с присыпкой из укропа и петрушки, можно ещё добавить немного чёрного молотого перца либо перца серого. Красный не годится. Красный перец хорош для сала по-мадьярски. Рыба в таком засоле получается первый класс — нежная, слабосольная, она просто тает во рту. Икре-пятиминутке не уступает ни в чём.

Митька Платонов лихо щёлкнул каблуками:

   — Будет сделано!

   — Кок, что у нас на первое? — поинтересовался Лебедев.

   — Марсельский суп-буйабесс со специями и сыром. — Митька Платонов почтительно склонился, лицо его приняло вдохновенное выражение.

   — Суп-буйабесс — значит рыбный?

   — Так точно! Крепкий суп из набора разных рыб.

   — А на второе?

   — Есть выбор. Имеются нежные телячьи котлеты под сморчковым соусом, с картофелем и шпинатом. Блюдо получилось — пальчики оближешь, — кок вытянул губы трубочкой, вкусно почмокал, — имеется также кусок оленины, запечённый на медленном огне в коньяке с чесноком на гриле, под соусом «рокфор», имеется филе сёмги, обжаренное с имбирём и кунжутом.

Митька готовно выпрямился, стал походить на официанта, желающего угодить клиенту. Лицо его не теряло вдохновенного выражения.

   — Я — человек рыбный, — сказал Лебедев, — мне — сёмгу.

   — Мне — телячьи котлеты, — неспешно поигрывая вилкой, произнёс Рунге.

   — Мне — тоже телячьи котлеты, — сказал Кругов.

   — А я попрошу у вас, кок, оленину. — Артиллерист Кислюк лихо подкрутил несуществующие усы.

Митька Платонов поклонился всем сразу и исчез.

   — Люблю стервеца, — глянув вслед коку, признался Лебедев, — подаёт обыкновенную курицу с подливкой из прокисшего супа, а скажет, что это рагу из бургундских уток, запечённое с грибами в чесночно-ореховом соусе... И глазом не моргнёт.

   — Я представляю, каких трудов ему стоило запомнить французские названия, — задумчиво произнёс Рунге. — «Равиоли» под соусом «фуа-гра» или «карпаччо сальмон», фаршированное сибиасом с соусом «песто»... Человеку, который никакого языка, кроме нижегородского, не учил, это очень сложно...

   — Но, признайтесь, готовит он вкусно. — Артиллерист потянулся к графину с водкой, спросил у командира: — Ну что, нальём по первой?