Северный цветок - [15]

— Эйвинд, а может, твое сердце молчит, напуганное суровостью законов твоей родины? Так расслабься, малыш, мы разбили данов, и больше никогда не услышим о жутких кровавых казнях, которые устраивал своим соратникам этот бешеный Харальд, который достоин прозвища Кровавого, но никак не Ясноглазого! — маршал де Гарр попытался утешить и поддержать юношу, но лишь задел глубоко спрятанную боль воспоминаний.

Эйрих побледнел и тихо прошептал: «Нет, я ничего такого не слышал»…

— Ты не слышал? Эй, зовите-ка сюда менестрелей! Пусть Гвидо споет нам свою грустную балладу о северном принце и его наставнике! — заорал маршал на весь зал, и прежде чем Эйрих успел возразить, все гости дружно выразили желание послушать лучшего трубадура Ланмарка и его печальную историю.

Бывший конгер сидел на своем месте, словно пригвожденный звуками прекрасного голоса к мягкому креслу, но душа его витала в сырых и темных чертогах подземной тюрьмы, где раздавались стоны матери и гневные крики отца, взмывала в небеса над запруженной народом площадью с окровавленным помостом, разрываясь между прошлым и настоящим. А по окаменевшему лицу текли крупные беззвучные слезы — он плакал впервые с того дня, когда палач жестоко изуродовал его лицо шесть лет назад.

— Гвидо, довольно! — граф де Вер сделал знак менестрелю прекратить выступление, едва заметил, что с юным хранителем вот-вот случится нервный припадок. — Господа, а мы тоже хороши!.. Вспомните, многие из вас утирали слезы, впервые услышав эту жуткую историю! — он приказал управляющему проводить Эйриха в его покои. Выходя из зала, юный конгер услышал негромкий, хриплый от волнения голос императора:

— Я помню тот день, когда, вестник рассказал о казни сына конунга и его наставника…и если прежде я сомневался, стоит ли идти на данов, в тот день позволил Манфреду перейти границу Норрдана и смести с лица земли этих жестоких нелюдей!

Эйрих замер, прижавшись пылающим лбом к холодной стене. В его ушах прозвучал, словно это было вчера, сильный и звучный голос ярла Сверрира: «Один, ты видишь бесчинства этих тупиц — отомсти за нас!» — и свист меча, рассекающего воздух и живую плоть.

В этот миг преграда, возведенная в его душе воспитанием и традициями предков, окончательно рухнула — если сам суровый бог его родины услышал голос приговоренного и внял его мольбе, значит, Темногривый не был виновен! И он, Эйрих, зря терзался сомнениями и стыдом из-за испытанного в объятиях ярла жара! Ибо чего не запрещают боги, того не запретить смертному, а его отец, сломленный и покоренный мечом ланмаркского принца, был смертным!

Управляющий суетился рядом с осевшим на пол в полуобморочном состоянии юношей, предлагая свою помощь, но Эйрих поднялся на ноги.

— Нет, благодарю, Альберий, к себе я дойду самостоятельно. Возвращайся к гостям.

Уютно свернувшись калачиком на своем ложе и закрыв глаза, Эйрих мысленно возблагодарил всех богов этого мира, позволивших ему увидеть свои чувства в истинном свете, и с улыбкой прошептал, обнимая подушку: «И завтра же я все скажу ему»…

Он проснулся гораздо позже обычного, когда солнце уже сияло высоко в лазурном небе, очистившемся от густых зимних облаков. Наскоро умывшись холодной водой и одевшись в новую, сверкающую снежной белизной мантию с изящными серебряными отворотами и галунами по краям, хранитель бодрой походкой направился к месту службы.

Миновав последнюю галерею, Эйрих распахнул дверь, ведущую на площадку перед мостом, и замер на пороге, вцепившись в кованую ручку. Сквозь оседающий туман из каменной пыли, пронизанный яркими косыми лучами света, юноша видел белый силуэт Гробницы и обломанные края моста, нависающие над пропастью — но самого каменного перехода, по которому привык проходить дважды в день, больше не было…

— Выходит, это все же катапульта?.. — он обращался к самому себе, и не сразу заметил стоящего рядом графа де Вера.

— Да, ты угадал правильно…

Что-то в голосе императорского друга заставило юношу внутренне сжаться, подобно пружине. Он медленно обернулся и заглянул в лицо графу — в осунувшееся и почерневшее от горя лицо человека, за один день пережившего тысячу смертей.

— Монсеньор… что это значит?.. Где государь?.. Он знает?..

— Он там, мой друг… — де Вер указал вытянутой рукой в направлении Гробницы. — Это его решение…

Эйрих смотрел сквозь водопад струящихся по воздуху частиц пыли расширенными от ужаса глазами, не в силах сформулировать мысли и чувства, накатившие мощным валом и окончательно разрушившие защитную плотину. Наконец, он судорожно вздохнул и бросился к краю пропасти:

— Конрад, нееет!!! Вернись!!! Я… — сильная рука зажала ему рот, другая обхватила за плечи. Граф с трудом оттащил извивающегося юношу от страшного обрыва, быстро шепча на ухо: «Тише, малыш, тише, он все знал… но его больше нет… понимаешь? Он ушел к Динео… Ушел навсегда!»

— Не верю! — Эйрих все же вырвался. — Он жив! И будет жить, если мы спасем его! Если успеем собрать лестницы или навести новый мост! Что ты стоишь, граф? Зови людей, каждое мгновение дорого!

— Ты забыл о второй порции яда, умелый лекарь… — Бертран де Вер смотрел на развороченные ударами снарядов плиты под ногами, извлекая из складок своего плаща знакомую Эйриху склянку из темного стекла. — Он выпил перед тем, как вступить на мост…