Северный цветок - [13]

Эйрих нервно сглотнул, поняв, какая просьба готова сорваться с языка правителя — он не раз слышал подобное из уст поздних посетителей старика Огги. Иногда его учитель не отказывал.

— Все, что в моих силах, государь…

— Приготовь самый быстродействующий яд, мой друг. Две порции… — взгляд императора был устремлен в никуда.

— Уверяю тебя, государь, чтобы прекратить мучения несчастной, достаточно будет и одной!

Конрад повернулся к нему и взглянул в глаза, умоляя не спорить.

— Я хочу быть абсолютно уверен!..

— Хорошо, повелитель, я приготовлю две порции, и не позже сегодняшнего вечера передам лично тебе в руки, — кивнул юноша, сглатывая нервный ком в горле.

— Спасибо тебе, Эйвинд, я не забуду… — на мгновение прохладная ладонь правителя накрыла горячую руку юноши. — Иди же и скорее займись этим!

Через сутки леди Марион не стало. Ее хоронили в закрытом гробу, чтобы скрыть жуткие иссиня-черные пятна на лице и теле. Конрад стоял у открытого саркофага, молча сжав тонкие губы, и все так же глядя в пространство, подобный статуе самому себе. Зато его дядюшка, прибывший на похороны одним из первых аристократов, развил бурную деятельность — пригласил лучшего в стране архитектора для украшения новой усыпальницы на склоне живописной горы, заказал изображения усопшей и памятные монеты из чистого золота.

Монсеньор де Борнейль не знал, что за всеми его действиями внимательно наблюдают холодные синие глаза, скрытые капюшоном неприметной в пестрой толпе придворных белой мантии хранителя. Глаза, уловившие блеск торжества во взгляде верховного жреца: «Празднуешь победу, старый мерзавец? Ну что же… Динео! Леди Марион! Прежде, чем солнце зайдет за горизонт, вы получите свою виру!..»

Эйрих забросил в рот крупную темно-бордовую сливу и, поправив на груди складки мантии, уверенным шагом направился к охраняемым дверям покоев императорского дяди.

— Я — хранитель Гробницы. Монсеньор де Борнейль желал видеть меня.

Стражники переглянулись — они не получали никакого приказа относительно столь позднего визита, но четкий голос юноши и надменный взгляд его синих глаз сделали свое дело — перед ним распахнулись обе створки дверей.

Верховный жрец уже отпустил свою прислугу и готовился к отходу ко сну, хотя еще не снял длинного роскошного халата, расшитого крупным жемчугом. Готфрид де Борнейль изумленно уставился на хранителя Гробницы:

— Ты?..

— Монсеньор… — Эйрих грациозно опустился на одно колено и склонил голову в самом почтительном поклоне, — я посмел потревожить вас, простите…

— Надеюсь, для подобной дерзости у тебя найдутся достаточно веские основания! — проворчал верховный жрец, но по голосу юноша понял, что его маневр произвел должное впечатление, и как бы несмело поднял голову и уставился умоляющими глазами на скептически выжидающую физиономию императорского дяди.

— Если монсеньор будет столь милостив… и найдет горячее желание служить ему весомой причиной… — чуть слышно, с восторженным придыханием пролепетали влажные темно-розовые губы, то и дело увлажняемые кончиком язычка. — Я мечтаю стать жрецом, монсеньор герцог! И лишь вы в силах помочь мне!

— Вот как?.. Бывший раб мечтает служить бессмертным богам?.. — де Борнейль прищурился, плотоядно оглядывая стройную коленопреклоненную фигуру. — И даже научился смирению, как я погляжу…

— О, да, мой господин! И я готов доказать вам свою преданность! — Эйрих театрально воздел руки ладонями вперед. Старик клюнул — он ухватил юного красавца за тонкие запястья и рывком поднял с колен, притянул к себе.

— Посмотрим, каково твое смирение на деле, желающий добиться священного сана!.. — и впился сморщенным ртом в приоткрытые, покорные губы. Едва скользкий язык верховного жреца коснулся его десен, Эйрих с силой выплюнул в смердящий рот сливовую косточку, одной рукой зажал верховному жрецу нос, а другой с неожиданной силой заломил назад обе руки старика.

— Охрана! Сюда! Помогите! Монсеньор поперхнулся костью от сливы! — юный хранитель, за мгновение до того высыпавший на серебряное блюдо у постели горсть спелых слив из собственного кармана, изо всех сил дубасил покойника по спине, имитируя действия лекаря, пытающегося помочь задыхающемуся. — О, боги! Все тщетно! Господин ушел в мир теней! — Эйрих едва не рыдал на глазах у сбежавшейся охраны и приближенных монсеньора, которые видели лишь одно — тело своего господина с жутко выпученными глазами, вываленный язык, и злополучную черную косточку, впившуюся в гортань…

Прошло еще несколько спокойных месяцев, окрашенных в траурные тона осени и зимы.

Возвращаясь из Гробницы уже под вечер, в одном из переходов замка Эйрих заметил императора и графа де Вера, о чем-то беседующих с молодым флотским офицером. До юноши донесся краткий вопрос правителя:

— Ты все передал ему?

И ответ моряка:

— Да, государь, принц обещал вскоре прибыть домой.

Эйрих издали поклонился Конраду и его спутникам и продолжил свой путь. «Принц? Неужели он вызывает Манфреда с войны? Но для чего?..» — по слухам, брат императора уже захватил его родной Норрдан, пленил родителей и прочую родню, и собирался перебросить военные действия на лежащие еще севернее острова полудиких племен, отколовшихся от прочих данов. Из всех близких юношу волновала лишь судьба матери. Он собирался просить Конрада о снисхождении к пленнице, но сомневался, стоит ли открывать правду о своем происхождении, поскольку подобные вещи или говорятся сразу, или же никогда… Да и сам он привык жить под спокойной и надежной маской хранителя и лекаря Эйвинда. После трагической гибели леди Марион император позволил Эйриху заняться врачеванием, чтобы юноша не загубил свои выдающиеся способности из-за недостатка практики. Стоит ли говорить, что пациентами и пациентками прекрасного юного лекаря мгновенно пожелали стать многие из обитателей Коронного замка и окрестных владений, но Эйрих не отказывал в помощи никому: ни солдатам, вернувшимся с войны инвалидами, ни рабам, ни их господам.