Северные волки - [43]

Берта не стала ничего говорить Ульву. Может потому, что слова его принесли радость и утешение. Отец Оливер сказал бы, что нехорошо радоваться чужой беде. Но ей уже давно было плевать на то, что он ей говорил когда-то. И едва получалось скрыть от Ульва злорадную улыбку.

В остальном ее жизнь оставалась ровной. Если бы не одно «Но!». Каждый раз, стоило умереть человеку, чьи подвиги Один не счел достаточным, или же и вовсе не державшему в руках оружие, приходила Она. И каждый раз Берта видела проклятый туман и женщину, что ходила в нем. Порой это доводило до отчаянья. Ведь чем дальше, тем отчетливей понимала вельва, что ей не скрыться от Хель. В жизни или посмертии, великанша все равно ее настигнет.

И ближе к осени Берта стала мучиться вопросом, может ли женщина попасть в Золотые чертоги? Ульв только смеялся и говорил, что это точно не для нее. Ведь нужно быть воительницей. А из Берты воительница, как из етуна светлый альв. Но Берта не унималась. Ходила за Бьерном, а однажды расплакалась у него на плече и рассказала о своих встречах с жуткой великаншей. И добавила, что лучше падет в первом же бою, чем попадет ей в лапы.

— Я видела. Там где звенит сталь, нет места ее туманам. И знаю, что даже если пролью кровь в бою, все равно ей не достанусь.

Бьерн утирал ей слезы, усадив на колено, как маленького ребенка. И гладил по отросшим чуть ниже плеч, волосам. Но не говорил ничего. А утром проснулась от того, что на грудь упала боевая секира.

— Вставай, будущая воительница. Иначе я передумаю.

И Берта влезла в штаны и рубаху, которые надевала, отправляясь в лес или к скалам. И вылетела во двор так быстро, что едва не снесла рабыню на пути. Но уже через час жалела о своем решении. Бьрен валял ее в пыли, лупил палкой, что держал как секиру, а тяжелый щит уже поднять не было сил, не то, что отражать им удары. И вскоре она валилась с ног от усталости и боли.

— Можешь отказаться от своего решения, — сказал Бьерн, когда Берта уже не могла встать. — Не всем пировать за столом Одина.

И девушка скрипела зубами и стонала от боли, но поднималась. И в кои то веки думала о том, что тяжелая мужская работа вo Фракии сослужила ей добрую службу. Потому что в противном случае ей вряд ли удалось бы даже стоять с оружием и щитом в руках.

— Уворачивайся от ударов, Берта. Ты слабее меня, но меньше и юрче. Используй ловкость. Будь быстра, как ветер…

И Берта вертелась. Кружилась и уворачивалась. А порой даже пыталась наносить удары.

А вечером не могла уснуть от боли во всем теле. Но она отвлекала ее от тяжелых мыслей и вселяла веру в то, что сможет противостоять проклятью старухи Гессы.

С каждым днем ей все больше нравилось в Норэгр. Ее фьорды, и скалы, омытые водопадами. Ее леса и горы. И синее море. Даже дышать было легче здесь. А еще у нее теперь были те, кто заботились о ней. Тетушка Маргрэта и Бьерн. И Берта не раз думала о том, как причудлива пряжа норн, что связали их судьбы. Вспоминая женщину, что была женой старосты и нынешнюю Маргрэту, порой она думала, что это два совсем разных человека. Да и кто бы подумал, что отца ей заменит кормчий с корабля, на котором придут в ее дом кровожадные северные волки. Донимал только холод, что на исходе лета был таким, как во Фракии поздней осенью. Но от него Берта пряталась под теплыми шкурами или в меховом плаще, что сшила ей Маргрэта из шкур лисиц, подаренных Ульвом.

Но чаще мерзнуть не получалось. Бьерн гонял ее так, как Тор великанов. Даже в самый холодный из дней, казалось, что она скачет по раскаленным углям. В средине осени, когда землю уже засеял снег, а по водам фьорда пополз лед, за таким занятием их застал Хальвдан.

Берта не сразу заметила его, уворачиваясь от ударов Бьерна, что все реже настигали ее. Зато заметил Бьерн.

— Позволишь? — вытащил он секиру из-за пояса, не сводя глаз с раскрасневшейся Берты.

И не дожидаясь ответа, нанес первый удар. Берта едва успела отскочить, как за ним последовал еще один. Еще и еще. Некоторые она отражала, но больше вертелась, как и говорил Бьерн. Иногда пыталась наносить их сама. И скоро увлеклась этим танцем. Губы ее растянулись в улыбке, а кровь вскипятил азарт. И видела, как стал улыбаться Хальвдан, снова и снова стараясь достать ее. Наверное, из-за этого она и замешкалась, получив по ноге тупой стороной Великанши битв. И свалилась на мерзлую стоптанную землю. И тут же с досадой сплюнула.

— Кажется, по весне я смогу пополнить хирд не только воинами, но и воительницами, — сказал Хальвдан, глядя на хмурого Бьерна. — Как думаешь?

— Думаю, что весной еще рано брать ее с собой. Но вот следующей…

— Я буду готова до весны, — сказала Берта, поднявшись.

— Берта, до весны не так много времени, — попытался вразумить ее Бьерн.

— Я справлюсь. И для меня будет честью занять место за веслом Режущего Волны, Хальвдан Любимец Богов.

— Что ты творишь? — рычал Бьерн, когда Берта скрылась в доме. — Зачем тебе это?

— Кто бы мне самому ответил на этот вопрос, — обронил Хальвдан, с тоской глядя на дом своего кормчего и кровного брата.

ГЛАВА 30. Йоль

Инглин, дочь ярла Олафа Удачливого, жена хевдинга Хальвдана Любимца Богов, сидела перед отполированным диском из серебра в доме отца и смотрела на свое отражение. И оно вызывало теперь глухую злость.