Северное сияние - [4]
Включив ночник, я увидел, что в руках сжимаю часы, а время — три часа утра. Значит, в два мне снился сон. Но как, черт побери, мог мне сниться сон, если я тем временем смотрел на часы? Весь в поту, я не мог понять, что происходит.
Симпатичной хромоножке на почте я отдал вторую телеграмму. Теперь было ясно: случилось что-то неладное. Во время обеда сидел за столом с тем торговым агентом, Пешичем из Загреба, который, оказывается, продает мотоциклы, дела его идут хорошо, о чем и свидетельствует толстая цепь, надетая на жилет, чтобы все видели и знали. Через посредничество местных немцев он ввозит товар и гонит его на юг. Так и сказал: гонит. Он хотел развлечься, но я не желал ему в этом помочь. Перед стойкой администратора я наткнулся на чеха, оказавшегося тоже весьма общительным. Поговорил и с ним. Теперь разговариваю с каждым кому не лень, превращаюсь в типичного вестибюльного болтуна. Да и понятно: забыться хочу, неопределенность начинает меня тревожить. Действительно не знаю, что предпринять. Если уеду, а Ярослав объявится и будет ждать тут, когда же мы за дело возьмемся? Если останусь…
Разговаривал, стало быть, с чехом. Он обрадовался, когда я сказал, что служу в фирме «Я. Щастны энд компани». «Я» — это Ярослав, пояснил я. В Германии? Да, в Германии. Но Я. Щастны из Вены, он австрийский чех. Мы пили кофе, он говорил о политике, я об антропологии. Его не интересует антропология, меня же не волнуют его политические взгляды. Наверняка тот антрополог демонстрировал женщину-обезьяну, она молода и полна жизни. Интересно, что он с ней сделает после демонстрации? Посадит в клетку? Даст почитать Вольтера? Это чеха не интересовало. Какой-то пьяница так на меня наорал, что я не знал, куда деться. Топтался рядом и орал, совершенно невозможно было понять, чего он хочет. Может, спутал меня с кем-то, или же в его пьяной башке помутилось. Мне даже показалось, что вот сейчас он меня ударит. Прямо так, без причины, и удар был бы столь же логичен, сколь логичны были вопли. Чех с помощью официанта вывел его из зала. Может быть, со мной действительно что-то происходит, может, я как-то вызывающе себя держу, потому все и пристают ко мне днем и ночью.
Несмотря ни на что, чех действует на меня успокаивающе. Умеет слушать, хотя мои темы его и не интересуют, отвечает ровным мягким голосом. Вечером разыскал его, и мы распили бутылочку. Его зовут Ондра, по профессии инженер, специалист по прядильному оборудованию. Приехал отлаживать станки к местному текстильному магнату, имени которого я не запомнил. Сам Ондра родом из какой-то моравской деревушки, хотя постоянно живет в Брно. Брно — закопченный и грязный город, штукатурка осыпается с домов так же, как и здесь. Судя по его рассказам, Брно и в самом деле мрачный город, однако полон симпатичных девушек — хоть это хорошо. Его рассуждения вроде воспоминаний родителей о том, как я помял цветы на грядках или как мы когда-то ели тут сочную фасоль. Вот и его деревушка весной такая красивая! Все вокруг зеленеет и цветет, а летом пахнет полем. Ему никогда не привыкнуть к этим прокопченным городам, таким одинаковым. И тем не менее именно в городе проведет он всю жизнь. В моравской деревушке все другое. Но что поделаешь, коли там нет ткацких станков. Странно, я всю свою жизнь провел в городах и никак не могу себе представить, что в одной деревне цветы пахнут лучше, чем в другой. Не «лучше», сказал Ондра, а «прекрасней». Но я и этого не смог понять. Напротив, я даже думаю, что там чаще воняет навозом, а осенью можно утонуть в грязи и что воздух в этих «горницах» и «светелках» спертый и затхлый.
Сначала я слонялся у реки, потом ходил по окраинным притонам, по узким туманным улицам, круто поднимавшимся вверх к городу. Неожиданно увидел человека, чье лицо показалось мне знакомым. Это был старик в ветхом пиджачке, с всклокоченной бородой и красным носом в прожилках, с черными воспаленными, лихорадочно блестевшими глазами. Он размахивал руками и непрестанно что-то бормотал. Я подошел ближе и понял, что он говорит по-русски, быстро, проглатывая окончания, так что невозможно разобрать ни слова. Теперь вспомнил: я столкнулся с ним пару дней назад, в день моего приезда, на Александровой улице, в тот безлюдный и темный час он вещал мне о Воскресении Христовом, что-то вроде пасхального поздравления. Старик в рваных ботинках и ветхой одежде замер перед входом в кабак, что-то пробормотал и исчез внутри. Необъяснимое любопытство потянуло меня за ним. Я вошел в темное подвальное помещение, настолько темное, что поначалу ничего не мог разглядеть. В ноздри ударил застоявшийся запах самогона, мужского пота, грязного непроветриваемого помещения. За столиком сидели четверо и, окутанные табачным дымом, шумно резались в карты. Старик сел в отдалении, в углу, все так же бормоча и шаря руками по столу. Хозяин воззрился на незнакомца в дверях, от любопытства так раскрыв рот, что лицо его приняло идиотское выражение. Я в свою очередь отметил, что такой ямы в жизни своей не видал. Бывал и в пражских, и в немецких пивных, да и в некоторые окраинные вертепы приходилось заглядывать, но такого мрака средь бела дня видеть не приходилось. Тут ужасно воняло самогоном, жутким, черт знает из чего сделанным самогоном. Я все же заказал стаканчик и, превозмогая отвращение и спазмы желудка, явно не желающего принимать эту маслянистую жидкость, выудил у хозяина, что старик в самом деле русский, обитает он в городском доме призрения, постоянно шатается по округе, а заботятся о нем русские эмигранты. Фамилия старика Федятин, и здешние русские считают его провидцем. Однако он, хозяин, полагает, что старик просто-напросто слюнявый идиот, пьющий «шнопс». Теперь пришла очередь кабатчика задавать вопросы, но я расплатился и вышел.
Словения. Вторая мировая война. До и после. Увидено и воссоздано сквозь призму судьбы Вероники Зарник, живущей поперек общепризнанных правил и канонов. Пять глав романа — это пять «версий» ее судьбы, принадлежащих разным людям. Мозаика? Хаос? Или — жесткий, вызывающе несентиментальный взгляд автора на историю, не имеющую срока давности? Жизнь и смерть героини романа становится частью жизни каждого из пятерых рассказчиков до конца их дней. Нечто похожее происходит и с читателями.
Прозаик, драматург и эссеист Драго Янчар – центральная личность современной словенской литературы, самый переводимый словенский автор. Его книги вышли более чем на двадцати языках. Русскому читателю известны его романы «Галерник» (1982) и «Северное сияние» (1990).Действие романа «Катарина, павлин и иезуит» (2000) разворачивается в период Семилетней войны (1756–1763), в которую было втянуто большинство европейских стран. Главная героиня романа Катарина, устав от бессмысленности и бесперспективности своей жизни, от десятилетнего безответного увлечения блестящим австрийским офицером Виндишем, которому опадала прозвище «павлин», отправляется со словенскими паломниками в Кёльн к Золотой раке с мощами Святых Волхвов.
Александр Кабаков – прозаик, журналист; автор романов «Все поправимо», «Последний герой», повестей «Невозвращенец», «Беглец», сборника рассказов «Московские сказки».Сандра Ливайн – американская писательница, автор сборника детективов и… плод воображения Александра Кабакова. «Моему читателю не надо объяснять, что повести Сандры Ливайн включили в книгу моих рассказов не по ошибке – я ее родил, существует эта дама исключительно на бумаге. Однако при этом она не менее реальна, чем все персонажи рассказов, написанных от моего имени в последние годы и включенных в эту книгу.Детективы Сандры Ливайн и другие мои фантазии на сиюминутные темы – две стороны одного мира».
У него за спиной девять жизней и двадцать тысяч миль на колесах — этот кот заставил свою хозяйку поволноваться. Когда Сьюзен Финден принесла домой двух новых питомцев, одному из них не хватило смелости даже выбраться из своего укрытия под кроватью. Но совсем скоро Каспер стал подолгу пропадать на улице, и гулял он, как выяснилось, не пешком… Свою историю, тронувшую сердца миллионов людей по всему миру, кот-путешественник расскажет сам!
Роман «Минское небо» повествует о столкновении миров: атомно-молекулярного и виртуального, получившего в книге название «Семантическая Сеть 3.0». Студент исторического факультета Костя Борисевич внезапно обнаруживает, что он является не простым белорусским парнем, а материализовавшейся компьютерной программой Kostya 0.55. Грани между мирами в сознании парня постепенно стираются, а в водоворот чрезвычайных событий втягиваются его друзья и соседи по съёмной квартире: вечно пьяный Философ, всезнающий мизантроп Ботаник и прекрасная девушка Олеся, торгующая своим телом в ночных клубах.
Замучили трудности в общении с лицами мужской национальности? Никак не можешь завести в доме порядочное существо на букву «М»? А может быть, между вами любовь, чувства, ла-ла? Да только он предпочитает не тихо-мирно сидеть у тебя под юбкой, а только изредка туда заглядывать? И с редкостным упорством выносит твою зубную щетку из своего дома? Или тебя можно поздравить: тебе посчастливилось обзавестись новеньким мужчиной — почти без пробега или совсем чуть-чуть подержанным? И теперь ты озабочена, как бы часом не испортить свое приобретение неправильной эксплуатацией? Во всех перечисленных случаях эта книжка — как раз то, что тебе надо! Журналистка «SPEED-Info» Жанна Голубицкая утверждает: любовь по определению не может быть провальным проектом. Из любого мужчины — если уметь с ним правильно обращаться! — может получиться не только нормальный человек, но и достойный спутник жизни.
Курочка Ряба снесла, как ей и положено по сказочному сюжету, золотое яичко. А дальше никаких сказок — один крутой реализм, столь хорошо знакомый читателям и почитателям Анатолия Курчаткина. Золотая лихорадка по Джеку Лондону — с ночной пальбой и нападениями на инкассаторов — что ни говорите, не самый традиционный сюжет для российской сельской глубинки. Но трясет-то эта лихорадка героев вполне нашенских — сочных, гоголевских, знакомых до боли… Ни один из них не выйдет без потерь из битвы за золотые скорлупки.