Северная Африка в IV—V веках - [76]

.

Мы можем заключить, что как в городах, так и в сельской местности донатистское движение объединяло различные группы эксплуатируемых классов. Выше уже отмечались некоторые черты донатизма, обеспечившие ему массовую поддержку в начале IV в. Для второй половины IV и начала V в. мы располагаем более многочисленными и определенными данными о тех аспектах учения донатистов, которые привлекали к нему симпатии эксплуатируемого слоя христиан. {222}

Участие донатистской церкви в восстаниях Фирма и Гильдона окончательно придало ей значение силы, враждебной власти Римской империи. В трудах донатистских авторов конца IV — начала V в. разрабатывается теория невмешательства государства в церковные дела. Карфагенский епископ донатистов Пармениан (70-е годы IV в.) доказывал, что ортодоксальная церковь изменила христианским принципам, призвав против «истинной церкви» вооруженную силу мирской власти. «Quid Christianis cum regibus, quid episcopis cum Palatio»,— писал он, осуждая союз католиков с империей [606]. В 403 г. глава донатистской церкви Петилиан, отвечая на призыв католического собора к донатистам собраться вместе для обсуждения разногласий, заявлял, что между католиками и представителями его церкви нет ничего общего, так как первые водружают «идолы многих императоров», а вторые — одно лишь евангелие [607]. В одном из своих полемических произведений Петилиан писал об исконной враждебности светской власти христианской вере и доказывал, что союз католиков с этой враждебной силой направлен против христианства [608]. Таким образом, с точки зрения донатистов, союз с государством несовместим с верностью христианству, такой союз является признаком язычества, обожествлявшего носителей императорской власти. Донатистский епископ Гауденций в 420 г. развивал ту идею, что светская власть вообще не может быть божественным орудием, лишь пророки представляют волю бога [609].

Для того, чтобы оценить значение подобных высказываний, необходимо учитывать, что к концу IV в. ортодоксальная церковь в Африке окончательно превратилась в ревностного апологета императорской власти. В произведениях Августина принудительное обращение еретиков и схизматиков в «истинную веру» прославлялось как выполнение христианским государством своего религиозного {223} долга [610]. По мнению Августина, «нет более сильного воина Христа, чем император» [611]. Католические соборы и сам Августин осуществляли эту теорию на практике, постоянно обращаясь за помощью к государственным властям в борьбе против донатизма. Для ортодоксальной церкви не существовало каких-либо сомнений в соответствии существующего социального и политического строя принципам христианской морали. Для Августина подчинение подданных императору, а рабов господам — подлинно христианская добродетель. Он осуждает отказ платить подати, который является, по его словам, нарушением заповеди «воздайте богу богово, а кесарю кесарево» [612]. В этих условиях понятно, что акцентируя вопрос об отношениях церкви и государства, донатистские епископы получали в свои руки важное средство агитации против католиков и демонстрации «святости» своей церкви, не запятнанной союзом с империей. Такое же значение имело прославление мучеников, погибших во время религиозных преследований. Поддержание памяти о мучениках помогало донатистским епископам изображать католическую церковь как сообщество «преследователей» (persecutores) [613] и тем успешнее подрывать ее позиции среди масс верующих.

Основной аргумент, который выдвигали католики в своей полемике с донатистами, состоял в том, что последние являются врагами «единства церкви». Поэтому важнейшая цель «теоретических» построений донатистов сводилась к оправданию самостоятельного существования их церкви, доказательству невозможности ее объединения с католиками, которые ссылались на свою общность с римской и другими церквами империи. С этим связана разработка донатистскими авторами учения о церкви как «сообществе избранных», святых, куда нет доступа грешникам или еретикам (церковь — запертый сад, hortus conclusus) [614]. За пределами этой истинной церкви, которая отождествлялась, разумеется, с церковью донатистской, находится греховный мир, к которому принадлежит и {224} католическая церковь — сообщество «предателей» и «преследователей». Поэтому ее клирики не являются подлинными клириками [615], а крещение, совершенное ими, не имеет силы. Объединение с этой церковью равносильно измене истинной вере. При разработке этой теории донатистские богословы умело использовали теологическое наследство Киприана, а также традицию африканской церкви III в. вторично крестить еретиков. Поскольку вторичное крещение было отвергнуто римской и ортодоксальной африканской церковью, оно оказалось в руках донатистов превосходным орудием доказательства исключительности, «святости» их церкви, соблюдения ею ригористических норм раннего христианства и ее враждебности «предателям». Ортодоксальные авторы, полемизируя с этим принципом донатистов и доказывая единство крещения, утверждали, что святость церкви определяется таинствами, т. е. в данном случае самим актом крещения, а не «святостью», на которую претендуют донатисты. Сама эта совершенная «святость» вообще недостижима, с их точки зрения, на земле, ее носителем является только Христос