Северная Африка в IV—V веках - [37]

А. Б. Ранович считал, что в этих указах идет речь о крупных эмфитевтах, самовольно присвоивших себе право частной собственности на землю [272]. Разумеется, среди эмфитевтов могли быть могущественные крупные землевладельцы, уклонявшиеся от уплаты ренты с арендуемых земель, и, вероятно, против них, в частности, направлены эти {107} указы. В то же время распространенным явлением было, вероятно, присвоение земельными магнатами владений мелких эмфитевтов. В 396 г. императоры Аркадий и Гонорий приказали проконсулу Африки отменить действия чиновника, который потревожил эмфитевтов, и возвратить расхищенные земли прежним владельцам. Характерно, что тот же чиновник одновременно уменьшил платежи с земель, переданных им новым владельцам (CTh, XIII, 11, 6). Захват могущественными земельными собственниками государственных земель с помощью подкупа чиновников, ведавших императорскими земельными имуществами, либо другими путями, вероятно, был достаточно типичным явлением. Правительство пыталось даже распространить на такого рода незаконных собственников принцип adjectio. «Те, кто благодаря своему могуществу (per potentiam) займут плодородные имения,— говорится в указе 398 г.,— должны в соответствующей пропорции получить и неплодородные» (CJ, XI, 59, 10).

Императорская земельная собственность была, таким образом, объектом борьбы различных социальных сил. Можно предполагать, что мелкие эмфитевтические владения сознательно насаждались государством с целью предотвратить переход государственных земель в частную собственность. Но в качестве более мощного претендента на императорские земли выступали крупные собственники, которые использовали распродажи и распространение льготных форм аренды для расширения своих владений.

В африканских провинциях конечный результат этой борьбы сложился, очевидно, не в пользу императорской собственности. В упоминавшемся уже указе 422 г. предписывалось уступить необрабатываемые имения «подходящим лицам» на тех же условиях, на которых находились relevata praedia. Это означало, что государство, пытаясь разрешить проблему необрабатываемых земель, было вынуждено переходить к все более широкому применению форм владения, максимально приближающихся к частной собственности.

* * *

Выше была прослежена эволюция в IV—V вв. тех форм земельной собственности, которые существовали в Римской Африке уже задолго до изучаемого нами периода. В пе-{108}риод Поздней империи в структуре аграрных отношений африканских провинций появляется также новый элемент, не игравший ранее заметной роли и заслуживающий особого рассмотрения,— земельные имущества церкви.

Признание Константином христианства и его религиозная политика повлекли за собой мероприятия по расширению материальной базы христианской церкви. В Liber pontificalis папы Дамасия сохранилось перечисление земельных даров Константина африканской церкви. Всего здесь упомянуто семь крупных земельных комплексов (massae), изъятых либо из территорий африканских городов: Цирты, Капсы, Mustis и других, либо из императорских земель в Нумидии и приносящих общий доход свыше 4 тыс. солидов, причем каждая отдельная massa приносила доход от 400 до 800 солидов [273]. Мы не располагаем какими-либо цифровыми данными, характеризующими объем церковной земельной собственности и ее эволюцию в течение IV—V вв., однако многочисленные упоминания о ней у африканских христианских авторов и в актах церковных соборов позволяют предполагать неуклонный рост церковных земель в рассматриваемое время. Значительные земельные имущества скапливались в руках церкви благодаря пожертвованиям и завещаниям частных землевладельцев. Произведения Августина и Поссидия показывают, что только гиппонская церковь располагала в конце IV — начале V в. различными имениями и виллами, частично полученными таким путем [274]. Вопрос о церковных землях занимал неизменно важное место на африканских соборах IV—V вв. В источниках имеются упоминания о колонах и рабах, работавших в церковных имениях, о сдаче этих имений в аренду кондукторам и прекаристам [275].

Церковные владения занимали особое место в системе аграрных отношений. Они были освобождены от всех налоговых повинностей и, таким образом, находились в гораздо более благоприятных экономических условиях, чем владения большинства куриалов, арендаторов императорских {109} земель и даже крупных земельных собственников-сенаторов. Налоговый иммунитет и развившаяся в IV в. автономная юрисдикция церковных властей [276] способствовали превращению церковных земель в своего рода «государства в государстве» — организмы, находившиеся в минимальной экономической и юридической зависимости от имперского государственного аппарата. С другой стороны, обогащение церкви и развитие ее организации приводили к отходу от коллегиальности в распоряжении церковным имуществом. Фактическим распорядителем церковных земель в каждой епархии был епископ, причем между личной собственностью епископа и церковным земельным имуществом не существовало каких-либо юридических различий [277]. О том, насколько трудно было разграничить эти две категории земель на практике, свидетельствует постановление одного из африканских соборов о епископах и клириках, которые приобрели какую-либо земельную собственность (agros vel qualibet praedia) за время выполнения ими должности. В постановлении указывается, что если такие епископы или клирики, как соответствует их положению, не передали приобретенную ими землю церкви — они не должны захватывать церковное имущество