Севастопольские записки - [33]
Полковники в ожидании командующего или после доклада заходили в оперативный отдел, и мы делились впечатлениями.
На этот раз они зашли перед докладом. Завязался, как обычно, разговор. Коснулся он и командарма. Полковник Леошеня был просто очарован Петровым.
— Невероятно! Как он много знает!
Кедринский и я улыбнулись. Мы-то уже хорошо знали неукротимый интерес командарма к жизни, к различным областям знаний. В той силе и страсти, которые он вкладывал в решение возникающих задач, тоже немало было от этой любознательности, умственной активности, от желания уяснить действительность, не дать себя обмануть.
— У него большая сила убеждения. Именно не сила власти, а сила убеждения. Для него приказ — форма. Ему важно убедить человека, что надо сделать именно так, а не иначе, — продолжал Леошеня.
— Видите ли, — отвечал Кедринский, — Иван Ефимович прекрасно понимает: если приказ выполняют с убеждением, что он правильный, ему одна цена, а если без убеждения — другая. К сожалению, на войне не всегда есть время убеждать, разъяснять, да и не все замыслы можно раскрывать. Приходится, сами знаете как: выполняйте! — да и все тут. Но командарм никогда не упустит случая, если обстановка и время позволяют, растолковать, что и почему он требует.
— Да, да! — подхватывает Леошеня. — Вот верно! Я сам заметил, как он выслушивает, что советуют саперы, как втолковывает одному какому-нибудь бойцу то, чего тот не понял.
Прибыл командарм, и инженеры ушли на доклад. А я, оставшись один, подумал: человек не первой молодости, опытный военный, столько людей перевидел, высокообразованный инженер, преподаватель академии, а только узнал Ивана Ефимовича и сразу отличил среди известных ему людей. Значит, вера моя в него, уважение и любовь к нему как человеку не преувеличены. Значит, он и есть такой, каким я его вижу.
Крылов все еще в госпитале. Ему стало лучше, и мы часто навещаем его. Он интересуется всем, слушает наши доклады, дает советы. Иногда вместе смотрим кино. Заживление ран идет медленно.
Как-то вечером к командарму прибыл начальник отдела кадров с материалами для представления бойцов и командиров к награждениям. Среди представленных была и Неонила Онилова, которую все звали Нина. Ее представили к ордену Красного Знамени. Я ее знал еще во время обороны Одессы, впервые увидел в 54-м полку Чапаевской дивизии. Уже тогда о ней говорили как о прекрасной пулеметчице, современной чапаевской Анке. Иван Ефимович, критически относившийся к представлениям к наградам женщин, приказал мне вызвать ее в штаб армии.
Вот она сидит в комнате, где я работаю, в ожидании командарма. Ниже среднего роста, в ватных брюках и телогрейке, смущенная, притихшая, только глаза необыкновенно живые. На вопросы отвечает односложно. О случае, описанном в реляции к награждению, говорит неохотно:
— Ну… Немцы шли… Ну… я их подпускаю поближе. Второй номер чуть не отобрал пулемет: почему, мол, долго не открываю огня… А я выдерживала. Пусть, думаю, подойдут. Выдержала. Скосила человек пятьдесят. Немцы не выдержали…
— На какое расстояние подпустила? — спрашиваю ее.
— Ну метров на пятьдесят, может быть больше, меньше — не мерила.
Потом мы убедились, что если разговор заходил не о ней, не о ее боевых заслугах, она говорила куда живей и складней.
Бывает ведь так: смотришь на человека, говоришь с ним — человек этот кажется самым обыкновенным. А приглядишься внимательней или сравнишь с кем-нибудь, и становится непонятно: как ты раньше не замечал его? Так было на этот раз с Ниной Ониловой.
Приехал командарм. Он поговорил с ней минут двадцать, отпустил, вышел к нам и сказал.
— Представление я утвердил. Девушка, а какой замечательный солдат. Присвоил ей звание сержанта.
В связи с награждением Ониловой я вспомнил еще об одной девушке. Она работала на узле связи старшей по телеграфу, до войны служила на телеграфе в Одессе. Мы все звали ее Люся. В работе — виртуоз, в поведении — скромность. Когда дежурила Люся Озерова, связь всегда бывала идеальной.
Командарм заметил это и часто ставил ее в пример.
Случилось, что дежурный по связи офицер выбыл из строя, и она временно его заменяла. Петров заметил, что при ней работа значительно улучшилась, и присвоил ей звание младшего лейтенанта. Это была первая женщина-офицер в Приморской армии, не считая, конечно, врачей и фельдшеров, которые носили знаки различия в силу положения. А эта была настоящий строевой офицер.
Нигде не узнаются люди так скоро и так верно, как в боевой обстановке, где человек проходит самое трудное и сложное испытание — испытание кровью.
Раздумываю над всем этим. Поневоле приходится делать вывод, что на войне часто отличаются незаметные, скромные в мирное время и на первый взгляд ничем не выдающиеся люди. Именно те, о которых говорят: «Этот с неба звезд не хватает, пороха не выдумает, но честен, скромен, правдив».
С конца января войска, действующие в Крыму, стали именоваться Крымским фронтом, в состав которого вошла и Приморская армия. Штаб фронта на Керченском полуострове.
Строительство инженерных сооружений и минирование нашей обороны закончены, и московские гости собираются уезжать. Командарм приказал подготовить реляции о представлении их к награждению. Все шло хорошо. Но в один из дней, незадолго до окончания работы, произошло несчастье — погиб армейский инженер полковник Кедринский. Нелепая смерть вырвала из наших рядов этого обаятельнейшего человека.
