Севастопольская хроника - [44]

В 1855 году в восьмой месяц обороны ядра неприятельских пушек не долетали до Приморского бульвара Там вечерами играла полковая музыка, и офицеры из свиты светлейшего князя бодрили себя напитками. В те дни смерть настигала героев на бастионах и редутах да при вылазках, когда защитники города сходились врукопашную с зуавами маршала Канробера. Теперь фронт и опасность везде; на каждом вершке севастопольской земли, где не достанет пуля — достанут снаряды и бомбы…

В кают-компанию вошел старший помощник командира «Ташкента» капитан лейтенант Орловский.

— Товарищи командиры, — сказал он усталым голосом, — прошу приготовиться, подходим к Севастополю. С корабля сходить тотчас же, как только ошвартуемся: район, куда пристанет «Ташкент», обстреливается артиллерией противника…

Над Севастополем стояло зарево. По вспышкам артиллерии, по разноцветным пулеметным трассам и по полету бризантных снарядов капитан Семеко угадывал, что делалось в осажденном городе, и рассказывал нам. Лейтенант Ворожейкин молчал, жадно прислушиваясь к рассказам капитана. В сумраке море едва было заметно. Гул, похожий на отдаленный гром, разрывал воздух. Сопровождавшие «Ташкент» миноносцы подошли ближе к берегу и открыли огонь. «Ташкент», не желая себя обнаружить, молчал. Ему нужно было скрытно подойти, произвести высадку прибывшего на его борту войска, выгрузить боеприпасы, артиллерию, продовольствие, принять раненых и до наступления рассвета уйти.

Мы поблагодарили командира корабля Ерошенко, комиссара Коновалова и старшего помощника Орловского и сошли вместе с Ворожейкиным и капитаном Семеко по шаткой сходне на причал. Ворожейкину надлежало явиться на флотский командный пункт, а Семеко собрать своих орлов и двигаться по назначению.

В темноте едва виднелся берег, разбитые домики и обгоревшие склады. У самой воды стояла толпа: ходячие раненые, женщины и дети.

Проходя мимо раненых, столпившихся на узкой прибрежной полосе бухты в ожидании корабля, мы ощутили сильный запах гнилой крови. Раненые отчаянно смолили цигарки, пряча их после каждой затяжки.

Вслед за нами сошла группа командиров стрелковой бригады, и началась выгрузка оружия и солдат.

Береговая полоса, к которой причалил «Ташкент», была узка и тесна. Раненые раздались в стороны, образовав коридор. Когда шли коридором, раненые, с любопытством рассматривавшие солдат, выкрикивали:

— Держите, братки, Севастополь крепче! Подлечимся — сменим вас!

— Будьте покойны! Лечитесь себе на здоровье, а мы не сплошаем! — ответил один из солдат, и мы легко узнали голос Синявина.

Услышав этот голос, мы все ощутили радость: хорошо, когда есть на свете такие вот спокойные, деловые, добрые и вместе с тем бесстрашные русские люди, как этот Синявин.

Захотелось попрощаться с Синявиным и его товарищами. Схватившись за руки, мы направились к колонне, напряженно вглядываясь в темноту.

Бригада строилась у подножья холма. На вершине холма время от времени рвались снаряды: гитлеровцы били с Северной стороны.

— Вот и севастопольская земля, — говорил Синявин.

— Какая же это земля? — отвечал Лычков. — Вот у нас земля, а что тут, камень один. Слышь, как полынью шибает. Чего тут растет?

— Апельсины тут, может, и не растут, — сказал Синявин, — а землица эта, можно сказать, святая: сколько тут крови нашей пролито! Сколько раз всякие державы хотели прихватить эту землю, а? Ты про это знаешь, Лычков?

Лычков молчал.

— А ты. — продолжал Синявин, — говоришь, Сахалин-остров. Это матерая земля — наша, русская! И будем мы с тобой, брат, стоять тут насмерть. Понял?

— Понял. Не ты один присягу принимал.

Заметив в свете сброшенной немцами ракеты нас, Синявин оживился:

— А, товарищи командиры?

— Вот решили попрощаться с вами, — произнес капитан Семеко за всех нас.

— Желаю вам благополучия, — отвечал Синявин.

— И вам, товарищ Синявин.

— Увидимся, — сказал словоохотливый солдат, — земля сичас тут короткая.

— А у вас, товарищ Синявин, — подал голос Арди, — фамилия то флотская. Идемте с нами.

— Спасибо! Мне уж назначено тут. А про адмирала Синявина слыхал. Отношения к нему наша фамилия не имеет. Как говорится, Петров много, а Великим-то был один!

…Настала наша очередь прощаться — капитан Семеко оставался с отрядом, а мы вчетвером: Синявский, Арди, лейтенант Ворожейкин и я — должны добираться до штаба.

Выйдя на холм, с которого была отчетливо видна отсвечивающая тусклым блеском воды бухта, мы на миг остановились, посмотрели в сторону «Ташкента». До города было далеко: корабли давно уже не ходили в Северную бухту и швартовались здесь, в Камышевой, где вместо пристани — притопленная железная баржа, и кораблям из-за отмелей обратно выходить приходится задним ходом.

Корабля не было видно, но до нас доносился гул голосов и шум работающих машин. «Ташкент» готовился в обратный рейс. Мы махнули рукой в его сторону и дружно зашагали к охваченному пламенем Севастополю.

Двадцать девятого июня 1942 года я вылетел из Севастополя В Краснодаре пересел на другой самолет и прилетел в Москву. Поселился в гостинице и сел за свои блокноты Перед тем, конечно, был в редакции, доложил об исполнении командировки на Действующий флот и в осажденный Севастополь и перечислил подробно все то, о чем собирался писать: об эскадренном миноносце «Сообразительный» и его командире капитан-лейтенанте С. С. Воркове; о героях морских глубин командирах подводных лодок Михаиле Грешилове и Аркадии Буянском; о тактике борьбы корабля с воздушным противником на переходе — на основе опыта командира «морского охотника» лейтенанта Бондаренко и, наконец, о командире лидера «Ташкент» капитане III ранга Василии Николаевиче Ерошенко.