Севастопольская девчонка - [21]

Шрифт
Интервал

Облицовщиком Губарев обрабатывал камня больше, чем любой другой в его бригаде. Наверное, он любил эти изящные кронштейны в своих жестких пальцах, любил плитки с фигурными линиями, любил сознавать, что есть в нем самом нечто такое, что одним скульпторам сродни. Когда же в кронштейнах отпала нужда, Губарев как бы обиделся, что ему всего-навсего надо поднимать и ровно класть в стену белые, одинаковые камни. А потом, со временем, встала под сомнение и необходимость недюжинной силы. Будь каким угодно сильным, а каменный блок в этаж высотой все равно не поднимешь. Есть башенный кран — так все сильные. А нет крана — так не все ли равно, чуть-чуть сильнее ты других или нет?

Вот в эту-то полосу кровной губаревской обиды на все и пришли мы с Костей в бригаду. Обиженный переменами, Губарев тешил самолюбие тем, что все меньше и меньше работал физически, все больше становился распорядителем, маленьким прорабом бригады. Прораба (не Виктора, Виктор — старший прораб) это устраивало, так как Губарев в результате брал на себя какие-то его, прорабские, обязанности. Но Костю никак не устраивало. А после того, как мой отец весь город всполошил, заставил и горком, и горисполком посмотреть, наконец, какой брак гонит завод железобетонных изделий, Костя стал совсем непримиримым.

— Если Кириллов тем браком, который выпускал на заводе, съедал один пятиэтажный дом, то второй пятиэтажный дом у нас съедают Губарев и такие, как Губарев, — подсчитывал Костя.

Эти «подсчеты» доходили до ушей Губарева.

Иногда Губарев так поглядывал на Костю, что, казалось, готов столкнуть его с рабочей площадки на третьем этаже.

— Есть, милаша, работа и работа, — издеваясь, говорил он Косте. — Ломом ворочать, милаша, одна работа. Мозгами ворочать — другая работа. Есть, милаша, трудность и трудность. Ломом ворочать — одна трудность. Мозгами ворочать — другая трудность.

И уходил, даже чуть пригнув плечи, как человек, который взваливает на себя куда большую тяжесть, чем любой другой в его бригаде.

В тот день Виктора на нашем доме не было. Участок у нас огромный: пять домов, школа, детский сад и магазин.

Когда я пришла на работу, Костя уже был у своего места. Сидел на бетонной перекладине, запрокинув голову, и свесив ноги. Сидеть было просторно: под ногами два не разделенных полом этажа.

Было еще несколько минут до начала работы.

— Пряжников! Поедешь со мной на второй участок за инструментами, — Губарев махнул Косте рукой в брезентовой рукавице.

Я видела снизу; как Костя, раздумывая, не поднимался. Определенно, подумал про себя: «Это Губареву стыдно уже самому инструменты таскать. Казачок нужен».

— Эх, Губарев, Губарев, родиться опоздал! — сказал Костя Губареву, все еще с перекладины. Потом слез, почти скатился по деревянной стремянке вниз.

— Это для чего родиться-то опоздал? Для войны — успел. Для пятилеток — успел (с утра настроение у Губарева было хорошее. Он готов был шутить).

— Не-е, — улыбнулся Костя. — Из тебя бы столбовой дворянин вышел.

— Сам ты — столб! — обозлился Губарев, выбрал слово, показавшееся ему самым обидным. — Ты у меня порассуждай, порассуждай! Вылетишь из бригады, сам выть будешь, — пригрозил он, сразу став деловым и озабоченным человеком, у которого каждая минута на вес золота.

— Что, и — не смей рассуждать? — невинно полюбопытствовал Костя. — Нет, Губарев, ты по крови — столбовой.

Они вдвоем прошли мимо нас с Аней. Брянцева, как всегда, закутывала голову и лицо своим синим платком до самых глаз. Она с редким упорством берегла лицо. У Губарева уже давно, года четыре назад, умерла жена. Губарев старше Ани лет на четырнадцать. Но все равно они вот-вот поженятся.

Инструменты Костя привез через полчаса. Один. Без Губарева. Губарев уехал в управление. Видно, задетый словами Кости, Губарев приказал «побыть до него в его шкуре» — быть за бригадира.

— Тебе? — спросил дядя Ваня Ребров, монтажник шестого разряда. Дядя Ваня всегда заменял бригадира.

— Мне, — подтвердил Костя. Я посмотрела на него: выглядел он невиннее овцы. Не врал.

— Ну, валяй! — все удивляясь, согласился Ребров.

Виктор был на другом объекте, наш прораб — на другом доме. Губарев — в управлении. И Костя один-одинешенек принимал у шоферов материалы, расписывался на всех заявках, решал, кому из нас что делать, и сам рядом с Ребровым стоял на монтаже.

К обеду Губарев еще не вернулся.

Обед нам привозили прямо на участок, в прорабскую. Мы сидели за столом с Аней Брянцевой.

— Жалко мне тебя, Женька, ей-богу! — вдруг пожалела Аня.

Я подняла голову от книги.

— Это почему? — удивилась я.

— Ешь и не видишь, что у тебя в тарелке плавает. А замуж выйдешь, обед готовить да мужу рубахи наглаживать, — не все ли равно будет, знаешь ты эту самую алгебру или не знаешь? Доказано: без алгебры это даже лучше получается.

Я засмеялась.

Анино лицо я вижу вот только в обед, в прорабской, да после работы. А так всегда вижу лишь синий платок да затерявшиеся в нем глаза. Когда ее спрашивают, чем она мажет лицо, Аня неизменно отвечает: «А вон известку развожу». Лицо у нее в самом деле матовое, с каким-то ровным-ровным светом. Не потому, конечно, что она его прячет. Просто оно у нее само по себе такое.


Еще от автора Валентина Сергеевна Фролова
Ветры Босфора

Герой романа “Ветры Босфора” — капитан-лейтенант Казарский, командир прославленного брига “Меркурий”. О Казарском рассказывалось во многих повестях. Бою “Меркурия” с двумя турецкими адмиральскими кораблями посвящены исторические исследования. Но со страниц романа “Ветры Босфора” Казарский предстает перед нами живым человеком, имеющим друзей и врагов, мучимый любовью к женщине, бесстрашный не только перед лицом врагов, но и перед лицом государя-императора, непредсказуемого ни в милостях, ни в проявлении гнева.


Падение Херсонеса

В своем новом произведении автор обращается к древнейшим временам нашей истории. Х век нашей эры стал поворотным для славян. Князь Владимир — главный герой повести — историческая личность, которая оказала, пожалуй, самое большое влияние на историю нашей страны, создав христианское государство.


Динька и Фин

О дружбе Диньки, десятилетнего мальчика с биологической станции на Черном море, и Фина, большого океанического дельфина из дикой стаи.


Рекомендуем почитать
Дискотека. Книга 1

Книга первая. Посвящается Александру Ставашу с моей горячей благодарностью Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.


Ателье

Этот несерьезный текст «из жизни», хоть и написан о самом женском — о тряпках (а на деле — о людях), посвящается трем мужчинам. Андрей. Игорь. Юрий. Спасибо, что верите в меня, любите и читаете. Я вас тоже. Полный текст.


Сок глазных яблок

Книга представляет собой оригинальную и яркую художественную интерпретацию картины мира душевно больных людей – описание безумия «изнутри». Искренне поверив в собственное сумасшествие и провозгласив Королеву психиатрии (шизофрению) своей музой, Аква Тофана тщательно воспроизводит атмосферу помешательства, имитирует и обыгрывает особенности мышления, речи и восприятия при различных психических нарушениях. Описывает и анализирует спектр внутренних, межличностных, социальных и культурно-философских проблем и вопросов, с которыми ей пришлось столкнуться: стигматизацию и самостигматизацию, ценность творчества психически больных, взаимоотношения между врачом и пациентом и многие другие.


Солнечный день

Франтишек Ставинога — видный чешский прозаик, автор романов и новелл о жизни чешских горняков и крестьян. В сборник включены произведения разных лет. Центральное место в нем занимает повесть «Как надо умирать», рассказывающая о гитлеровской оккупации, антифашистском Сопротивлении. Главная тема повести и рассказов — проверка людей «на прочность» в годину тяжелых испытаний, выявление в них высоких духовных и моральных качеств, братская дружба чешского и русского народов.


Неканоническое житие. Мистическая драма

"Веру в Бога на поток!" - вот призыв нового реалити-шоу, участником которого становится старец Лазарь. Что он получит в конце этого проекта?


Институт репродукции

История акушерки Насти, которая живет в Москве в недалеком будущем, когда мужчины научатся наконец сами рожать детей, а у каждого желающего будет свой маленький самолетик.