Сети сатаны - [176]

Иоганн с Валентином договорились, что пока не будут рассказывать Карлу всей правды. Для него Валентин был просто дядей Гретхен и старым другом Фауста, который нуждался в помощи. Они не стали говорить ему, что Грета приходилась Иоганну дочерью, как и о том, что произошло между ними в Гейдельберге. Иоганн хотел дождаться более подходящего момента, чтобы исповедоваться в своих грехах. В те дни Карл и так был занят живописью, скульптурами и прочими сокровищами, которыми были так богаты церкви Нюрнберга. Хотя Иоганну порой казалось, что Вагнер несколько ревниво воспринимает его участие к судьбе малознакомой девочки. По крайней мере, он иногда помогал в богадельне, чем завоевал расположение комтура.

– Тюрьма в Нюрнберге, наверное, самая надежная из всех существующих, – мрачно сообщил Валентин. На столе перед ними лежал план ратуши, который ему удалось тайком срисовать. – Я часто бываю в ратуше по служебным делам. Там повсюду стражники, а уж в тюремных коридорах и того больше! Про многочисленные двери и говорить не приходится.

– Где хранятся ключи? – спросил Иоганн.

– Я тоже об этом думал. – Валентин тяжело вздохнул. – Одну связку тюремщик всегда носит при себе. Вторая висит в караульной.

– Которая также надежно охраняется, – добавил Фауст.

Он вновь погрузился в раздумья. Но сколько бы ни ломал голову, решение не приходило.

– А что насчет взятки? – спросил Вагнер. – Если предложить тюремщику денег…

– Можно подкупить тюремщика и пару-тройку стражников, но уж точно не всех, – перебил его Валентин. – Их слишком много!

– Может, следует просто признать, что нам не освободить эту девочку? – Вагнер пожал плечами.

– Если б я подумал так в Варнхайме, ты бы здесь не сидел! – вспылил Иоганн. – Полагаю, нет смысла напоминать, в каком круге ада ты бы сейчас горел…

Карл смущенно промолчал.

– Должен быть какой-то выход, – пробормотал Фауст и потер виски. – Просто должен!

Теперь он был уверен, что Валентин не случайно призвал его в Нюрнберг именно сейчас. Каждую ночь Иоганн поднимался на колокольню и разглядывал небо через подзорную трубу. Ждать осталось недолго: в третий раз Ларуа появится в его жизни. Впервые это произошло в день его рождения, во второй раз он едва не примкнул к сообществу дьяволопоклонников, и вот теперь Господь давал ему последний шанс. Из-за его упрямства и высокомерия Маргарита погибла от рук палача. Иоганн сам взвалил на себя тяжелый грех.

Но теперь, нежданно, словно ангел, в его жизни появился новый человек. Как будто Маргарита вновь протянула ему руку.

Господь давал ему возможность повернуть время вспять.

Сейчас или никогда…

– Будем думать, – заявил Иоганн и уставился на план. – Может, нам придется выждать, пока Грету не осудят. И когда ее поведут на эшафот, у нас появится возможность спасти ее.

При этом он и сам понимал, что не сможет ждать так долго. Каждый день, проведенный в камере, становился для девочки тяжким испытанием. И без того странно было, что ее так долго держали под арестом и не приступали к допросу.

Вольфганг фон Айзенхофен едва ли не каждый день спрашивал Иоганна, как продвигаются дела с расследованием. Тот всякий раз обнадеживал его и отделывался небылицами о благополучном расположении звезд. В действительности его совершенно не волновало, кто стоял за этими убийствами, – ему хотелось лишь вызволить свою дочь и как можно скорее убраться из Нюрнберга.

Связи комтура и деньги позволили Иоганну и Валентину почти каждый день навещать Грету. Иногда Фауст приходил к ней один. Он брал с собой карты, монеты и разноцветные шары и показывал дочери фокусы, которыми когда-то веселил Маргариту. Так Иоганн надеялся хоть немного скрасить ее одиночество. Грета всегда радовалась, как в первый раз, когда он оживлял куклу или вытаскивал монетки у нее из-за уха.

Но больше всего Грету порадовал Сатана.

За щедрое вознаграждение тюремщик позволил Иоганну пронести в камеру пса. Сатана обнюхал отхожее ведро, потом запрыгнул на лежанку и лизнул Гретхен лицо, здорово ее развеселив. Потом он устроился у нее на коленях и дал себя погладить.

– Мне всегда хотелось завести собаку, – сказала Грета. – Но дядя Валентин сказал, что комтур этого не одобрит.

– Наверное, он опасается, что такой вот несносный пес навалит кучу посреди зала. – Иоганн улыбнулся. – Если его как следует натаскать, возможно, комтур и передумает.

Грета стала вдруг совершенно серьезной.

– Стражники называют меня ведьмой и говорят, что я отправлюсь на костер. Иоганн, мне так страшно! Я не хочу сгореть на костре!

– Ты… не сгоришь. – Фауст тяжело сглотнул. – Ты ведь не сделала ничего плохого.

– Но они говорят, что я ведьма! – Грета заплакала, и сердце у Иоганна болезненно сжалось. – А ведь я ничего не сделала! Я спустилась к реке, у моста возле больницы Святого Духа, и увидела там этого убитого мальчика. Все вокруг было в крови… – Она всхлипнула. – Это было ужасно! Притом что я даже не собиралась к реке. Это тот человек сказал, чтобы я пошла туда.

– Тот человек? – Иоганн резко выпрямился. Валентин об этом ни разу не обмолвился. – Что за человек?

– Я не знаю. На нем был черный плащ, и сам он был… черен, как ночь. А его глаза… в тумане казалось, будто они сверкают, как угольки. Он сказал, что у реки играют другие ребята, там у них музыка и сладости. Когда я пришла туда, там никого не оказалось, только этот мертвый мальчик под мостом. – Грета уставилась в пустоту и дрожащей рукой гладила Сатану. – А потом набежали стражники и у меня в сумке нашли какую-то вещицу. Вонючий бараний рог. Они сказали, что это дьявол дал мне его.