Об этом человеке, который на рубеже XV и XVI веков скитался по немецким землям, сохранилось не так уж много сведений. Но из скудных источников и бесчисленных легенд, которыми овеяна его личность, историки пришли к заключению, что этот человек существовал в действительности. Это был величайший маг своего времени, авантюрист и знахарь, умный и начитанный, как десяток ученых, и коварный, как Борджа [2]. Едва ли не сразу после его жуткой гибели появилась книга, которую по праву можно считать первым немецким бестселлером. Его имя увековечено в пьесах Кристофера Марло и Иоганна Вольфганга Гёте, он был неизменным персонажем уличных постановок. Его фигура по сей день служит олицетворением неутомимого и честолюбивого человека, который заключает сделку с дьяволом, получает от него признание и богатство – и в конце концов платит за это собственной душой.
Его имя – Иоганн Георг Фауст.
И вот его подлинная история.
Книтлинген в Крайхгау, 27 октября 1486 года от Рождества Христова
Осенью, когда стали пропадать дети, в город заявились артисты.
Маленький Иоганн стоял в нише у Верхних ворот и с разинутым ртом смотрел на шумную процессию. Словно крошечная армия, в пестрых нарядах, с песнями и плясками артисты прошли мост над болотистым рвом, пересекли открытые ворота и наполнили Книтлинген жизнью. Впереди шествовали музыканты со свирелями, волынками и тамбуринами; вокруг них кувыркались два смуглолицых акробата чужеземной наружности. За ними следовали канатоходцы в масках, горбатый карлик в шутовском наряде; фехтовальщики рассекали воздух мечами, и гигант вел на цепи настоящего косматого медведя. Иоганн не видел прежде ничего подобного! Казалось, сам кайзер прибыл в их маленький городок. Приземистые каменные дома засияли вдруг незнакомым доселе блеском, экзотический аромат защекотал ноздри – аромат большого мира.
Один за другим артисты проходили мимо Иоганна. Их провожала ватага ребятишек, которые, как и он, с нетерпением ждали этого дня. Один из канатоходцев подмигнул ему, кто-то рассмеялся и пихнул его локтем, отчего Иоганн попятился назад. Он только теперь осознал, что стоит, разинув рот, посреди улицы. Повозки катили прямо перед его носом, колеса оставляли глубокие борозды в размякшей от прошедших дождей земле. С лесистых холмов на город наползал холодный туман, но Иоганн этого даже не чувствовал: он не мог отвести глаз от бесконечного потока людей, повозок, лошадей и быков, с шумом вливавшегося в Книтлинген.
«Откуда же они держат путь? – думал Иоганн. – Из Нюрнберга? Или с земель по ту сторону Альп? А может, и вовсе из-за моря? Оттуда, где обитают гигантские моллюски, львы и драконы…»
Его собственный мир ограничивался ближайшими холмами вокруг Крайхгау, и за ними начинались мифы, сказки и легенды. Мама, когда у нее доставало сил, рассказывала ему истории – о спящем кайзере Барбароссе, о рыцарях, гномах и королевах фей, о злобном старике в лесу, рейхстагах в Аугсбурге и Нюрнберге и пышных празднествах. Иоганн сидел у нее на коленях и прислушивался к мягкому голосу.
За артистами следовали многочисленные торговцы: одни ехали на тряских повозках, другие горбились под тяжестью заплечных корзин. Каждый год в день Симона и Иуды, праздник двух апостолов, они ставили свои лотки вдоль Рыночной улицы, протянувшейся от Верхних ворот до церкви Святого Леонарда. Осенняя ярмарка была самой крупной в Книтлингене, наряду с ярмаркой, устраиваемой в четвертое воскресенье после Пасхи. Торговцы стекались из Бреттена, Пфорцхайма и даже из далекого Гейдельберга.
Несколько долгих недель Иоганн ждал этого дня. Ему было восемь лет – и о прошлогодней ярмарке сохранились лишь отрывочные воспоминания. Еще ранним утром он прибежал к воротам, боясь упустить первых артистов, торговцев и старьевщиков. Но только теперь, ближе к полудню, они наводнили округу. Когда последний торговец прошел через ворота, Иоганн последовал за караваном в город. Рыночные зазывалы толкались за лучшие места возле церкви. Бородатый, уже изрядно пьяный проповедник, взобравшись на бочку, возвещал о скором конце света. Музыканты играли задорные мелодии, под громкий стук возле трактира «У льва» откупорили первый бочонок вина. Кругом стоял запах пивного сусла, молодого вина, конского пота и дыма. Из многочисленных харчевен тянуло соблазнительными ароматами. В воздухе уже ощущалось дыхание зимы. Крестьяне говорили, что от праздника Симона и Иуды она и начинает стучаться в двери – негромко, но настойчиво.
К такому дню весь Книтлинген принарядился. Зажиточные крестьяне были в белых бархатных рубашках и мантиях, какие надевали в церковь. Женщины прибрали волосы и покрыли головы опрятными чепцами. Иоганн с трудом прокладывал себе дорогу сквозь шумную толпу. Время от времени навстречу попадались другие ребята – рыжие близнецы Йозеф и Макс, сыновья пекаря, широкоплечий сын кузнеца, в свои двенадцать лет сильный, как бык, и тощий Ганс из «Орла», трактира у самого рва. Но, как это часто бывало, дети сторонились его или шептались, стоило ему пройти мимо. Иоганн настолько привык к этому, что перестал обращать на них внимание. Лишь временами, когда он, погруженный в мечты, бродил по лесам, что раскинулись вокруг Книтлингена, сердце у него сжималось от тоски.
