Сети города. Люди. Технологии. Власти - [94]
Эту проблему подробно разбирает Люси Сачмен в своей работе «Реконфигурации отношений человек – машина: планы и ситуативные действия»[600]. Она анализирует основную предпосылку, на которой основывается дизайн взаимодействия человека и компьютера или искусственного интеллекта: предполагается, что люди перед тем, как совершить действие, строят план – последовательность шагов, и далее действие разворачивается как постепенное осуществление плана. Сачмен приходит к заключению о том, что действие ситуативно и его невозможно описать при помощи планов, поэтому во взаимодействии человека и цифрового устройства неизбежны сбои. Пользователю не доступны внутренние процессы компьютера, а компьютер, в свою очередь, считывает только введенную пользователем информацию, не обладая доступом к другим деталям ситуации. Компьютер не в состоянии сообщить о непонимании. Соответственно, невозможно создать достаточно детальную или понятную инструкцию, которая бы обеспечила беспроблемное взаимодействие человека и компьютера.
Один из наиболее значимых современных трендов в музейном деле – внедрение цифровых технологий, опосредующих взаимодействие с пространством и экспонатами. Аудиогиды появились давно, но сейчас их возможности расширяются, а кроме них «усилить» музейный опыт призваны специальные приложения для смартфонов, система QR-кодов, технологии дополненной реальности[601]. С одной стороны, считается, что различные девайсы помогают получить больше информации об экспозиции и обеспечивают свободный выбор этой информации, стимулируют взаимодействие между посетителями, увеличивают время нахождения в музее. С другой стороны, результаты исследований показывают, что пользователи таких технологий чувствуют себя изолированными как социально, так и физически – они, например, должны постоянно возвращаться к экрану мобильного устройства или отгорожены от внешних звуков наушниками[602].
Несмотря на то, что предельная задача интерактивной экспозиции – сделать науку ближе широкой аудитории и, соответственно, музей должен быть как можно более доступным, есть противонаправленное движение – стремление разграничить музей и посетителей, оградить содержание первого от урона, который способны нанести ему вторые. В повседневной работе музея посетители расцениваются как проблема. Им приписывается склонность к разрушительному и не слишком умному поведению, вандализму и изобретению различных хитростей для обхождения правил. Отчасти это происходит из‐за несовпадения вписанного в дизайн экспозиции образа человека и реальных действий приходящих туда людей. Поведение посетителей не соответствует ожиданиям, сконструированным теми, кто планировал пространство и создавал экспонаты[603].
Б. Использование интерактивных экспонатов разнообразит опыт и дает возможность экспериментировать, а также стимулирует коммуникацию между посетителями (или нет!).
Экспонаты, основанные на компьютерных технологиях, должны стимулировать воображение и предоставлять возможность для открытия нового не только самостоятельно, но и совместно с другими. Однако анализ поведения посетителей показывает, что сценарии использования таких объектов вовсе не предполагают свободного экспериментирования, а, напротив, задают довольно строгую схему и последовательность действий[604]. Как правило, экспонаты-задания выстроены по принципу «вопрос – ввод ответа – оценка ответа». Кроме того, так как их дизайн предполагает индивидуального пользователя, коммуникация между несколькими пришедшими затруднена: спутники вынуждены занимать пассивную позицию наблюдателя или просто ждать своей очереди, не желая заранее узнавать правильные ходы или ответы. Даже многопользовательские устройства, рассмотренные исследователями, структурируют действия так, что они оказываются одновременными, но не взаимосвязанными. Как в некоторых компьютерных играх, посетители музея играют в одно и то же, но не друг с другом. Кристиан Хит и Дирк фом Лен связывают выявленные сбои во взаимодействии с интерактивными экспонатами с тем, что их создатели полагаются на распространенную в информатике и исследованиях искусственного интеллекта модель пользователя.
Но есть и свидетельства того, что вопреки дизайну, рассчитанному на индивидуального пользователя, иногда люди в музеях обходят заданные сценарии, избегая напряжения, сбоев и конфликтов, и действуют в соответствии с собственными представлениями. Они легко превращают взаимодействие с экспонатами в игру и включают в нее своих спутников. Дитте Лаурсен рассматривала, как школьники обращаются с экспонатом, явно предназначенным для одного посетителя[605]: велотренажером с экраном, повернутым к сидящему[606]. Она заметила, что около объекта постоянно находились несколько человек, и анализ видео позволил понять, как организовано взаимодействие. Здесь можно проследить ситуации разной степени включенности. Возможен вариант минимального совместного участия, когда один сидит на велосипеде и вводит ответы, но читает с экрана вслух, вопросы и ответы обсуждаются всеми. При
Эта книга посвящена современному городу и вдохновлена им. Под общей обложкой собрана богатая мозаика исследовательских подходов и сюжетов, пытающихся ухватить изменчивость, множественность и неоднозначность городской жизни. Это разнообразие объединяет микроурбанизм – подход, предлагающий «близкий взгляд» на город: возможность разглядеть его через мелочи и детали. С их помощью раскрывается насыщенная повседневность города и привлекается внимание к его главным действующим лицам – обывателям, которые своими повседневными действиями, чувствами, настроением создают город, его значимые места и маршруты.
Послевоенные годы знаменуются решительным наступлением нашего морского рыболовства на открытые, ранее не охваченные промыслом районы Мирового океана. Одним из таких районов стала тропическая Атлантика, прилегающая к берегам Северо-западной Африки, где советские рыбаки в 1958 году впервые подняли свои вымпелы и с успехом приступили к новому для них промыслу замечательной деликатесной рыбы сардины. Но это было не простым делом и потребовало не только напряженного труда рыбаков, но и больших исследований ученых-специалистов.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Монография посвящена проблеме самоидентификации русской интеллигенции, рассмотренной в историко-философском и историко-культурном срезах. Логически текст состоит из двух частей. В первой рассмотрено становление интеллигенции, начиная с XVIII века и по сегодняшний день, дана проблематизация важнейших тем и идей; вторая раскрывает своеобразную интеллектуальную, духовную, жизненную оппозицию Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого по отношению к истории, статусу и судьбе русской интеллигенции. Оба писателя, будучи людьми диаметрально противоположных мировоззренческих взглядов, оказались “versus” интеллигентских приемов мышления, идеологии, базовых ценностей и моделей поведения.
Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.
Что такое, в сущности, лес, откуда у людей с ним такая тесная связь? Для человека это не просто источник сырья или зеленый фитнес-центр – лес может стать местом духовных исканий, служить исцелению и просвещению. Биолог, эколог и журналист Адриане Лохнер рассматривает лес с культурно-исторической и с научной точек зрения. Вы узнаете, как устроена лесная экосистема, познакомитесь с различными типами леса, характеризующимися по составу видов деревьев и по условиям окружающей среды, а также с видами лесопользования и с некоторыми аспектами охраны лесов. «Когда видишь зеленые вершины холмов, которые волнами катятся до горизонта, вдруг охватывает оптимизм.
Внутри устоявшегося языка описания, которым пользуются современные урбанисты и социологи, сформировались определенные модели мышления о городе – иными словами, концептуализации. Сегодня понятия, составляющие их фундамент, и сами модели мышления переживают период смысловой «инфляции» и остро нуждаются в серьезной рефлексии. Эта книга о таких концептуализациях: об истории их возникновения и противостояния, о философских основаниях и попытках воплотить их в жизнь. В своем исследовании Виктор Вахштайн показывает, как идеи «локального сообщества», «городской повседневности», «территориального контроля», «общественного пространства» и «социальной сегрегации» закреплялись в языке социологов, архитекторов и планировщиков, как из категорий познания превращались в инструменты управления.
Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.
Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.
Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.