Сети города. Люди. Технологии. Власти - [46]
Зильбермана интересуют эпидемиологические прогнозы и медицинская статистика. Агамбен упоминает о технологиях только тогда, когда говорит о последствиях вступления в режим биобезопасности – виртуализации социальной жизни или замене индивида данными. В биобезопасности он видит угрозу гражданским свободам и механизм перехода к перманентному чрезвычайному положению, для обоснования которого всегда найдется какой-нибудь вирус. Мы же фокусируемся на цифровых инструментах, переключающих горожан в режим перманентной ответственности за свой санитарно-эпидемиологический статус и удерживающих их в этом состоянии. В продолжительном технологически опосредованном пребывании под наблюдением мы видим не усиление биобезопасности, но условие ее возможности. И уже исходя из этого, соотносим биобезопасность не столько с чрезвычайным положением, сколько с формированием областей, приоритетных для долгосрочных инвестиций контроля. В том числе – с расширением электронного мониторинга здоровья, не ограничивающегося санитарно-эпидемиологическим надзором[376]. Наконец, мы выясняем, что происходит, когда режим биобезопасности приводится в действие с помощью сырого мобильного приложения.
Пользователи и разработчики по-разному задают вопросы к качеству СМ. Тот, кто умеет читать код и знаком с технологией разработки мобильных приложений, организует круглые столы и пишет аналитические обзоры для «Хабра», критикуя неоригинальность решения и его не подходящее к случаю происхождение («оно было взято из мониторинга отслеживания вывоза отходов»[377]). Его заботит, что приложение потребляет много ресурсов и имеет низкий уровень безопасности (данные без шифрования переправляются на сервера мэрии, а селфи – «через эстонский сервер распознания лиц на сервера Hetzner в Германии»)[378]. Он полагает, что отсутствие отчетов – логов – о входящих сообщениях и отправленных фотографиях делает власть «криворуких муфлонов» (разработчиков) над пользователем «полной и абсолютной». Но главное, IT-эксперт считает разработку слишком поспешной и сырой[379]. Тот, для кого СМ стал ненадежным посредником в домашнем карантине, подает иски в суд и жалуется в Главконтроль. Пишет о невозможности зарегистрироваться в системе и бесконечности мониторинга, нестабильной работе устройства и ошибках в определении геолокации. Эти дефекты, вписывающиеся в бесчеловечную концепцию СМ, воспринимаются как ее ужесточение в духе карающей биобезопасности или же как негативный аффорданс мобильного приложения.
Неологизм «аффорданс» придумал Джеймс Гибсон, когда разрабатывал экологический подход к изучению восприятия. Его интересовали возможности – полезные или вредные, – которые актуализируются при контакте живого существа со средой и побуждают действовать в ней определенным образом[380]. Адаптируя термин к дизайну интерактивных систем, Дональд Норман сосредоточился на свойствах проектируемого объекта, помогающих или мешающих использовать его по назначению[381]. Функциональной помехой, создаваемой цифровой технологией – или ее негативным аффордансом, – могли стать и низкое разрешение экрана, и интуитивно не распознаваемые элементы графического интерфейса[382]. О том, какие из этих (не)возможностей актуализировались на практике, спрашивают у пользователя[383], что делает отношения разработчиков, пользователей и гаджетов нелинейными и переплетенными[384]. На ограничения, присущие рабочей инструментализации аффордансов в среде графических и UX-дизайнеров, и технологический детерминизм, встроенный в марксистскую критику цифровых инфраструктур[385], этнография социальных медиа ответила изучением социальных практик и инновационных возможностей освоения технологии. Мария Бакарджиева контекстуализировала аффордансы, исходя из различий – порой непредсказуемых – в распознавании и использовании цифровых технологий индивидами и группами[386]. А Джереми Моррис на российском этнографическом материале показал, как пользователь встраивает электронные ресурсы в свою аналоговую повседневность[387]. Петр Надь и Джина Нефф сопротивляются диктату технологии, перечитывая Гибсона с поправкой на аффект и материальность, – то есть возвращая аффордансам феноменологическое измерение[388]. Чтобы охарактеризовать возможности действия и существования в «умных» средах, алгоритмические логики которых не только не очевидны для пользователя, но и доступны ему только опосредованно, исследователи вводят концепт «воображаемые аффордансы». Используя его, они акцентируют ожидания пользователей и разработчиков, их аффекты и установки, рассматриваемые в неразрывной связи с материальностью и (дис)функциями самой технологии.
Обращение к воображаемым аффордансам позволяет нам сосредоточиться на опыте тех, кто видит источник своих страданий в СМ. Его идеальный пользователь – бодрствующий жаворонок, пребывающий в ясном сознании, без труда и устали концентрирующийся на функционале последней модели смартфона, – не очень похож на человека в ковиде, чье болезненное состояние беспокойное приложение «только усугубляет». Женщине на 29‐й неделе беременности СМ не дает выспаться. У ветерана здравоохранения с сорокалетним стажем от переживаний, вызванных неполадками в работе программы, подскакивает давление
