Сети города. Люди. Технологии. Власти - [112]
Моя работа со студентами дает возможность обнаружить неявные допущения цифровой картографии и связанные с ними представления о мире. Во-первых, в основе визуального языка цифровых карт – их иконографики – лежат формы, отсылающие к городской среде. Фактически режимы репрезентации сливаются с городским опытом и идеей городского. Мне вспоминается неудачная попытка студента использовать значки с цифровых карт для создания карты отдаленной деревни в озерном крае. Эта неудача вскрыла невозможность отображения природного, сельского ландшафта с помощью визуальных форм, отсылающих к городской жизни. Для изображения деревни и природного ландшафта гораздо больше подошли бы картографические эксперименты со знаками, характерными для традиции бумажных карт. Однако, как справедливо отмечает Крэмптон, господствующие в текущий момент техники картографии влекут за собой забвение былого картографического разнообразия[696]. Во-вторых, визуальный язык цифровых карт позволяет смешивать и делать неразличимыми фантазии и реальность. Даже самые хорошие студенты нередко поддаются соблазну цифрового дизайна, не замечая его влияния на представление сложных социальных проблем. В итоге на картах, призванных передать острые социальные вопросы, появляются веселые фантазийные картинки из комиксов или детских мультфильмов, меняющие тональность обсуждения и обесценивающие проблему. Тенденция размывания границ между фантазией и реальностью, помимо прочего, является трюком, который широко используется в визуализациях девелоперских проектов. В-третьих, цифровые картографические проекты нередко связаны с интерактивными платформами, которые позволяют оценивать качество мест, где могут быть пережиты или, скорее, потреблены определенные опыты и услуги. Потребление нормализуется и закрепляется как неотъемлемая часть повседневности.
Карты нуждаются во внимании. Вскрыть нерефлексивные допущения цифровой картографии поможет использование карт негородских пространств, например для охраны окружающий среды[697], или обращение к альтернативным картографическим проектам, подобным упоминавшемуся 3Cs. Критически картографировать – значит экспериментировать со способами разметки разнообразия, которое придает форму нашей повседневности. Я представляю себе критическую картографию в виде ре-дизайна (в понимании Латура) методологии карты. Я имею в виду эксперименты с разнообразными режимами фиксации данных, диаграммами, планами, инструкциями, визуализациями, моделями, скриншотами, приложениями, устройствами виртуальной реальности, подобные тем, которые в свое время проводили Латур и Эрман. С этими формами и против них необходимо работать.
Замысел этого текста возник благодаря текстам Латура и Дорриана, обративших внимание, что увеличение типов карт и их создателей, усиленное возможностями цифровых технологий, сопряжено с дестабилизацией масштабов карты и политического управления. Сегодняшние карты не обладают устойчивым масштабом. Они не производятся исключительно в рамках национальных государств. Актуальные карты создаются международными корпорациями – производителями платформ и приложений для цифрового картографирования. Они легко меняют масштабы и персонализируют маршруты перемещений. Одновременно цифровые технологии расширяют возможности коллективного создания карт. В этом тексте я стремился передать двойственность сложившейся ситуации. С одной стороны, бесконечное умножение карт расшатывает связь между политическим управлением и пространством. С другой стороны, изменившиеся возможности производства карт позволяют формировать новые властные отношения, отличные от тех, на которых строилась картография колонизированных колонизаторами. Международная нестабильность убеждает нас, что развитие техник картографирования представляет серьезный вызов как для науки, так и для политики.
Между эволюцией карт и городами нет обязательной связи: геолокационные технологии привносят огромные перемены в различные сферы жизни, мобильные медиатехнологии меняют природу отношений между сельским и городским, а режимы критического картографирования могут быть применены за пределами городов с не меньшим успехом, чем в городе. Тем не менее цифровое картографирование – феномен, показательный в плане меняющейся роли городов. Новые паттерны цифровой видимости Google Earth или новые обозначающие место знаки более плотно связаны с городами, причем крупнейшими городами планеты. Цифровая картография представляет города как пространства увеличивающейся значимости, чья важность определяется преимущественно через потребление, ведь на современных картах городов названия брендов гораздо более различимы, чем названия локаций.
Диверсификация масштабов и режимов не только сужает, но и расширяет возможности картографирования. Ключом к расширению возможностей может стать идея mesure – «чувство меры». Это французское существительное переводят на английский как «мера» (measure) и «бит» (beat). Анри Лефевр использует это понятие как основание «ритманализа» – будущей науки о городах[698]. Ритм-аналитики должны анализировать ритм и аритмию, совершенно различные городские ритмы. Ритм-аналитики ставят вопрос о «чувстве меры», стремясь создать методологию для связывания разных ритмов. Когда цифровое картографирование приносит нам все больше информации, критическая картография занимается вопросом меры: она рассматривает отношения между масштабами, между качественным и количественным, между дизайном, практичностью и значением, между картографом и картографируемым. Она заставляет нас задаться вопросом: как передача информации посредством карты может производить трансформацию в ритмах мира?
Эта книга посвящена современному городу и вдохновлена им. Под общей обложкой собрана богатая мозаика исследовательских подходов и сюжетов, пытающихся ухватить изменчивость, множественность и неоднозначность городской жизни. Это разнообразие объединяет микроурбанизм – подход, предлагающий «близкий взгляд» на город: возможность разглядеть его через мелочи и детали. С их помощью раскрывается насыщенная повседневность города и привлекается внимание к его главным действующим лицам – обывателям, которые своими повседневными действиями, чувствами, настроением создают город, его значимые места и маршруты.
Курс по скорочтению рассчитан на четыре недели. Имея дело с чтением, наиболее важным является наслаждение им. Не важно, что вы читаете: техническую литературу, детские книжки, романы или статьи в журналах, наслаждение – самый важный компонент эффективного чтения. Расслабьтесь, позвольте интересу завладеть вами... .
В работе проанализированы малоисследованные в нашей литературе социально-культурные концепции выдающегося немецкого философа, получившие названия «радикализации критического самосознания индивида», «просвещенной общественности», «коммуникативной радициональности», а также «теоретиколингвистическая» и «психоаналитическая» модели. Автором показано, что основной смысл социокультурных концепций Ю. Хабермаса состоит не только в критико-рефлексивном, но и конструктивном отношении к социальной реальности, развивающем просветительские традиции незавершенного проекта модерна.
Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.
Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.
Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.
Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.
Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.
Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.
Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.