Сеть Сирано - [28]

Если не Сашка, то кто же? Чувствую, блин, до дрожи пальцев чувствую, что вот оно, где-то рядом бродит призрак реваншизма, бродит с растопыренными руками, не может меня найти. Что же, реваншистка, жизнь, как белый танец, не он, а ты его за жабры тянешь. Как-то так, кажется, сказал поэт. Проник классик лиричный в нашу женскую душу, разобрался, вынул все, что нарыл на-гора… Самой Восьмого покупать мимозы — можно? В одном капроне по морозу — можно? Намучишься, пока расшевелишь… эту ленивую лживую тварь.

Тетка, так и не прочитав остальные сообщения, выключила компьютер. Это дело нужно перекурить.

Сигареты тетка хранила на кухне, в одном из верхних, труднодоступных шкафов, чтоб соблазну лишнего не было. Больше для гостей держала, чем для себя. Но в минуту тяжких раздумий она и сама не ленилась на табуреточку встать. Встала и задумалась. Зависла как аист над гнездом. А что, собственно, я должна? Пусть тот, кто написал «согласна», тот и расхлебывает. Точно помню, что это была не я. Тогда, кто же? Ответ был слишком очевиден. Не могли дождаться, не вытерпели, срубили сплеча. Обещала же я им как-нибудь аккуратно достать Епифанова собственноручно. Нельзя же так сразу, без подготовки! Нет, они сами с усами. Сами влезли и все спортили.

Так и не нашарив сигарет, тетка спустилась с табуретки и тут же схватила телефонную трубку. Кому первой шею намылить — Надьке или Витусе? Витусе или все-таки Надьке? Когда они только сговориться-то успели? Теткины пальцы сами машинально набрали более привычный Чигавонинский номер, и вскоре в трубке послышался ее сонный голос:

— Тань, ну что так рано-то?

— Ничего, — отозвалась тетка, — в самый раз.

— Случилось что? — забеспокоилась Чигавонина.

— Как будто ты не знаешь?

— Честное слово, Тань, ни в одном глазу!

— Хочешь сказать, что это не ты обрадовала вчера Епифанова своим согласием?

— Да ты что Тань? — окончательно проснулась Надька, — мы же договорились, что ты сама все аккуратно сделаешь.

— Значит, это Витуся, дорогая наша подруга, — догадалась тетка, — просто больше некому.

— Ну ты погляди на нее! — разозлилась Надька, — тихушница, белый одуванчик! Вот от кого действительно не ожидала. У нее же муж есть.

— Причем здесь муж, — усмехнулась тетка, — когда такая интрига наклевывается. Как ни крути, Надь, мы тут практически все право имеем.

— Какое еще право? — заорала Чигавонина, — Какое еще такое право, когда у меня Ирка есть!

— Да успокойся ты! — тоже разозлилась тетка, — совсем шуток не понимаешь. Это же я так. Гипотетически. Давай лучше пораскинь мозгами, что дальше-то делать будем?

— А чего тут раскидывать? — вдруг совершенно спокойно сказала Чигавонина, — назначай, Тань, ему свидание. Мне уже самой не терпится на этого гада взглянуть.

От неожиданности тетка даже не нашла, что возразить, и Надька снова перехватила инициативу:

— Что резину-то тянуть? Сказала — сделала. Да-да, нет-нет!

— А, будь, что будет! — согласилась тетка, — завтра, часов в семь у памятника Пушкина тебя устроит?

— Вполне!

— Считай, что он у тебя в кармане. Бигуди кипяти.

Вот такие, блин, дела. Жизнь, подумала тетка, оказывается, куда мудрее нас. Вроде бы случай, ошибка, чья-то глупая затея, а вон оно как обернулось. Одна подруга подготовила почву, другая ею воспользовалась. Ну и правильно, чего размусоливать-то? Пусть встретятся, поговорят, пробудят воспоминанья. Представляю Сашкину припухшую от неожиданности физиономию. Ждал Неуловимую Джоанну, а пришла Надька, ведьма вездесущая. Это, я вам скажу, картиночка, достойная пера. Хоть бы одним глазком взглянуть!

Тетка похихикала злорадно, попила чайку, докурила оставшийся от вчерашнего окурок и поспешила к компьютеру. Обрадуем Сашеньку, любимца нашего общего, приготовим ему такой миленький, такой симпатичненький, такой подленький «сюрпрайз»!

Ольга

Не буду его сегодня ждать. Проскочу, как все нормальные люди, один мимолетный взгляд в зеркало и все. Никаких томлений, волнений, ожиданий. Деловая и собранная спортсменка-комсомолка. Аспирантка-отличница. Нимфоманка-любовница. Фу, как грубо!

Ладно, сказано — сделано. Бегу вся такая легкая, цокаю зазывно каблучками, шарфик тонкий за спиной, аромат весны. Лестница, зеркало, окно… Снова лестница, окно, длинный коридор… Шум, гам, толкотня… И тут из-за поворота — два резких глаза набегающих. Наша радость на всех парах и нам навстречу. Картина — «Не ждали». Или «Приплыли». Или «Атас». Пыхтит, зубами скрепит, сердится. А мне-то что? Только нежней румянец, круче локон…

— Зайдите ко мне, Ольга Алексеевна, — через плечо, на бегу…

— Надолго, Илья Петрович? — за ним, за ним одним…

— Не задержу, — коротко, делово…

— Что-то случилось? — ничего не понимаю, соскучилась, не могу…

— Сейчас все узнаете, — гневный затылок, широкий шаг…

Звонок к первой паре, глухонемая секретарша, дверь в его кабинет.

— Я же тебя просил! — он вынул из портфеля папку и так грохнул по столу, что портрет Блока за его спиной вздрогнул.

— Что стряслось Илюшенька?

— Я же тебя как нормальную просил!

— Что случилась, объясни мне толком!

— Я же тебя умолял!

— О чем ты? — я тоже стала заводиться, — в чем я опять провинилась?