Сестры зимнего леса - [67]

– Давайте не будем устраивать сцен. Перейдём сразу к делу, – отмахивается Рувим. – Итак, где твой отец, Либа?

– Я уже сказала, не знаю!

– Но он уехал? Куда? – взгляд у Рувима ледяной.

Скрежещу зубами.

– Говорила же вам! В Купель, к ребе.

– Ничего подобного, – возражает Альтер.

– То есть как? – моё сердце обрывается.

– А так. Ребе ушёл от нас в ойлам[57]. По пути сюда мы твоих родителей не встретили, – сдержанно отвечает Рувим. – Лучше не ври.

– Ребе умер? Барух даян ха-эмет[58]. Почему же вы сразу не сказали? Значит, мои родители не добрались до Купели?

– Или отправились туда другой дорогой, – предполагает Рувим. – Возможно, мы разминулись с ними в лесу.

– А возможно – с ними случилась беда… – шепотом произношу я, холодея.

– Мы пришли за твоим отцом, – говорит Альтер. – Теперь он наш ребе.

– Мой дядя Янкель уже приходил со скорбной вестью. Зачем вам было утруждаться? Да ещё скрытничать?

Происходящее выглядит каким-то бредом.

Альтер с Рувимом переглядываются, и последний произносит:

– Не твоего ума дело.

– Наверное, – добавляет Альтер, – её батюшке следовало быть с ней более откровенным.

– Думаете, она ничего не знает? Возможно ли такое?

– Эй! Я вообще-то здесь. Может, со мной поговорите? Чего именно я не знаю? Зачем вы меня связали? При чём тут вообще я? – мне становится по-настоящему страшно. – Вы хотите меня убить, да? Это вы убили Женю и Мишу?

– Что?! Разумеется, нет! – рявкает Рувим.

– Тогда чего вам нужно?

– Твой отец – наследник древнего хасидского рода, главу которого община почитает едва ли не царём. Прежний ребе умер, если преемником будет провозглашён старший сын, а именно так и должно поступить, его семья тоже станет частью династии.

– Однако кое-кто пытается очернить имя твоего отца, – подхватывает Альтер. – Они утверждают, что из-за женитьбы на Адели он недостоин быть их главой. Ко всему прочему, у него нет сыновей. Если ты… знаешь, кем являешься, то должна понимать, что для Берре Хасидим жизненно важно продолжить наше дело.

– Ты знаешь, кто ты? – спрашивает Рувим.

– К чему мне с вами откровенничать? Я от вас ничего, кроме зла, не видела.

– Мы могли бы помочь тебе спасти сестру, – ворчливо говорит Альтер.

– Что-что?

– Ты прекрасно слышала, что он сказал.

– И для этого вы схватили меня и привязали к дереву?

– Нет, не для этого – говорит Альтер. – Мы поможем, но тебе придётся честно ответить на наши вопросы.

– Либа, мы на твоей стороне.

– Откуда вам известно, где Лайя?

– Уши есть не только у стен, но и у леса. – Альтер подмигивает.

– Хорошо, хорошо. Хотите скрытничать, скрытничайте на здоровье, – пожимаю плечами. – Непонятно только, зачем меня было похищать, чтобы в итоге предложить помощь.

– Затем, что всё имеет свою цену, шпринца. – Голос Альтера хриплый, точно камни в глотке перекатываются.

– Их хоб дир! Да чтоб вас! Никакая я не принцесса!

– Ничего-то ты не знаешь, – усмехается Рувим. – Пойдёмте, Альтер.

– И как это понимать? – ярюсь я.

– Уверен, Ховлины с удовольствием превратили бы в малку и тебя, как случилось с твоей сестрой. Прекраснее её нет во всех семи мирах[59], однако красота ей не помогла, – продолжает глумиться Рувим.

– Может, она с ними счастлива, – нарочито беспечно говорю я. – С чего вы взяли, будто я собираюсь её спасать?

– Она станет их рабыней, – резко отвечает Альтер. – Им требуется лишь её кровь. А царевна… Царевна – это одно название. Они будут поливать свои сады кровью твоей сестры до тех пор, пока от неё не останется сухой кокон. Именно так кончили Глазеры, Женя и Михаил. Кровь, которая сегодня льётся по всей Бессарабии, питает фрукты столь же противоестественные, как и садовники, их растящие. У них единственное стремление: вернуть себе родные им Кодры. Они решили, что быстрее добьются цели, посеяв злобу и ненависть в человеческих сердцах. Люди примутся обвинять соседей во всех грехах, а потом перебьют друг друга. А с кого и начать, как не с жидов? Сперва Ховлины убивают неевреев вроде Жени и тех, кто переходит им дорогу, вроде Михаила, потом распространяют слухи, отравляя души людей своими выращенными на крови фруктами и ложью. К тому времени, когда начинаются погромы, садовников и след простыл: исчезли, точно их никогда и не было. Зато глядь – в соседнем городке уже стоят фруктовые прилавки и избушки. Если твоя сестра выживет, она станет царевной гоблинов и их же рабыней. Кроме её горячей крови, гоблинов ничего не интересует. Если же Лайя умрёт – найдут другую жертву. Мы хотели забрать с собой твоего отца. Но если ты – плоть от его плоти, то… ты бесценна. Множество мужчин захотели бы взять в жёны дочь нового ребе. При условии, конечно, что в тебе есть ихес[60]. Ответь, есть в тебе святая кровь?

– Святая кровь?

– Можешь ли ты оборачиваться, Либа? Ты медведица или обыкновенная девчонка? – прямо спрашивает Альтер.

Судорожно сглатываю.

– Мы видели, что произошло в Кишинёве, – добавляет Рувим. – Дубоссары – на очереди. Мы хотим сразиться с гоблинами и очистить от них леса прежде, чем пожар докатится до Купели.

– Гоблины? – шепчу я, как наяву слыша матушкин голос: возможно всё, Либа, знай, иногда люди – совсем не то, чем они кажутся. – Могу ли я вам доверять? Я же вижу вас второй раз в жизни. Ваши откровения больше смахивают на сказки, – фыркаю.