Николас проводил его до ворот парка. На обратном пути он увидел стоявшую на балконе свою мать, любующуюся в бинокль пейзажем. Он поднялся к ней наверх.
— Осматриваешь окрестности? — спросил он.
Она не ответила на его вопрос.
— Старик наверняка хотел от тебя денег, — язвительно сказала она.
— Если ты имеешь в виду Кальмана Рети, то ошибаешься. Кроме того, это вообще тебя не касается, мама.
— С этими Рети вечно одно и то же. Я твердо решила на эту тему не говорить ни слова, но после того, как старику пришло в голову прийти сюда…
— Я был рад встретиться с ним. В конце концов, я был женат на его внучке.
— Но теперь-то ты уже не женат на ней. Мне не нужно тебе говорить, что я думаю об этих людях. Они все одинаковы. У старика с головой не все в порядке, сын покончил с собой. А теперь и Алекса.
— Помолчи, пожалуйста, мама.
— Значит, она действительно сошла с ума, раз считает себя Беатой.
С балкона открывался вид на склон, который плавно спускался к поместью Рети и за которым виднелась дорога на Комарон. Вдали угадывались расплывчатые очертания предгорий лесов Балкони. Солнце уже почти зашло, и его последние лучи освещали вершины деревьев. Это были те часы, когда все краски заиграли вновь, прежде чем опустились сумерки.
Николас подошел к перилам балкона. Кальман Рети поднимался по тропинке между свежевспаханным полем и лугом; это был короткий путь из замка к его дому. Николас взглядом следовал за ним до рядов акаций, которые служили границей между землями Каради и Рети. За акациями, в огороде Рети, двигалась одетая в голубое фигурка.
Шесть лет назад в такой же июньский день он видел там же другую молодую девушку. Волосы свободно спадали ей на плечи, и она под лучами яркого солнца была так же прекрасна, как и несколькими днями до этого в затененном салоне в доме ее дедушки. Бабочка уселась на лист, а когда Беата осторожно протянула к ней ладошку, бабочка улетела прочь, и ее изумительно красивые крылья мелькали в солнечном свете. Она обернулась, увидела Николаса, и ее лицо осветилось счастливой улыбкой.
Он вернулся к действительности. Его мать стояла рядом, глядя в бинокль.
— Это ведь она, не так ли? Кто бы подумал, что с ней все зайдет так далеко? — Она опустила бинокль. — И ты ради нее чуть было не загубил свою карьеру. Я боюсь даже думать об этом. В Вене в прошлом году даже ходили слухи о твоей отставке. Уже не говоря о том, что ты мог бы жениться на прелестной девушке и быть с ней счастливым. Ты вел себя просто глупо. Надеюсь, ты теперь сам понимаешь это.
Он взял у нее бинокль и поднес к глазам. В свете заходящего солнца стройная фигурка в голубом казалась почти нереальной. Сердце его замерло. Он опустил бинокль и должен был схватиться за перила. Мать встревоженно посмотрела на него.
— Что с тобой?
Он протянул ей бинокль.
— Ты знаешь историю Орфея и Эвридики?
Мать испытующе посмотрела на него.
— Не говори загадками. Тебе это не идет. Кроме того, Орфей вернулся без нее. Умершие мертвы. Давай лучше сменим тему. Во вторник я устраиваю обед. Ты побудешь еще здесь?
— Вряд ли.
— Но, Ники, я твердо на тебя рассчитывала.
— Не сердись, если я тебя разочарую. — Он повернулся и пошел к двери.
Мелани посмотрела вслед сыну. Ей хотелось задержать его, но какое-то чувство подсказывало, что это бесполезно. Немного позже она увидела его выходившим из ворот парка. Графиня оставалась на балконе, облокотившись на перила с биноклем у глаз. Внизу ее сын поднимался по тропинке к поместью Рети. Фигурка в голубом поставила корзинку на землю и побежала ему навстречу. На короткий миг осенние листья акации скрыли Николаса из вида. Когда он вновь показался, то был уже около сада Рети. Николас шел теперь быстрее, и девушка тоже бежала стремительнее. Он что-то прокричал ей, и она раскинула руки для объятья.
Графиня опустила бинокль. Солнце теперь стояло низко за дальними горами, чьи очертания резко выделялись на вечернем небосклоне. Внезапный порыв ветра заставил ее вздрогнуть. И она спросила себя, узнала ли она за свою долгую жизнь когда-нибудь, что такое любовь.
