Сестрички - [42]

— Картофельную запеканку с мясом, — гордо ответила Джемма.

Миссис Хемсли обожала это блюдо. По субботам Джемма покупала бутылочку кетчупа «Хайнц». К воскресному вечеру не оставалось ни запеканки, ни кетчупа, но девчонки всегда были довольны. И сейчас Джемме приходилось признать: их жизнь была не без светлых минут.

— Хотя картофельная запеканка, наверное, не совсем то, то вы имеете в виду, — поразмыслив, добавила Джемма.

— Верно. Однако это подойдет для специализированного мероприятия, которое я назову «Традиционная английская кухня». Если, разумеется, фарш будет из филейной части, а грибы свежими. Я имел в виду, конечно, другое. Я говорил о средиземноморской кулинарии, в которой изобилует чеснок, томаты, свежая зелень и оливковое масло.

— О! Таких вещей в Кумберленде не купишь.

— Что ты говоришь? Неудивительно, что ты покинула те края. А теперь пойдем на кухню.

И остаток дня Джемма провела в пересечении стальных и стеклянных кухонных плоскостей, которые скрывались за живой зеленой стеной из дикого винограда. Джемма оказалась полезной: она чистила и резала чеснок, открывала банки с томатами, промывала вареные бобы, нарезала копчености, поджаривала во фритюре баранину, в то время как мистер Фокс колдовал над особым блюдом, следуя диковинному рецепту.

Хотел ли он Джемму как женщину? Или она устраивала его как кухарка? И сердце Джеммы отстукивало в мольбе: как женщину, как женщину, как женщину!

— А Мэрион в своем сне не запомнила, где она стояла, когда в комнате происходили те страшные события? — как бы невзначай поинтересовался Фокс у Джеммы, которая старательно скребла сковородку. — Или она витала невидимкой?

— Мэрион сидела в углу между архивным шкафом и стеной. Там все черно-серое, лучше места не найдешь для укрытия.

— А лицо мистера Ферста она отчетливо видела?

— Такое лицо трудно перепутать.

— Мэрион стоит поменьше болтать о своих сновидениях. Это неразумно. К тому же мистер Ферст может рассердиться.

— Даже очень.

— Полагаю, ты могла бы подсказать ей это.

— Конечно, если вы хотите.

— Чего еще ты готова сделать, если я заходу?

— Все, — просто ответила Джемма.

Мистер Фокс помедлил, вчитываясь в кулинарную книгу.

— В субботу я еду в Танжер на встречу с клиентом. Он хочет, чтобы я подобрал размер золотой шнуровки для его сандалий. Ты поедешь со мной?

— В субботу? В какое время?

— А по субботам ты выезжаешь только в определенные часы, Джемма?

— Нет, просто в субботу я должна получить жалованье в агентстве. С десяти до одиннадцати утра.

— Ах, я забыл! Как же я забыл!

Мистер Фокс театральным жестом приложил ко лбу свою холеную белую руку.

— Они платят мне двадцать фунтов. А сколько переводите им вы?

— Сорок.

— Это эксплуатация! — В негодовании Джемма даже вспыхнула.

— Жизнь — сплошная эксплуатация, — заметил мистер Фокс, которого этот факт, похоже, совершенно не волновал. — И если тратить время на переживания по этому поводу, то все равно ничего не добьешься. Наш самолет в полдень. Ты успеешь получить жалованье до отъезда.

Приглашение на вечеринку! Теперь на уикэнд! О!

— Да, Джемма, — добавил мистер Фокс, — пожалуйста, не рассказывай никому о сне нашей Мэрион.

Джемма обещала.

Она улыбается Эльзе и желает доброй ночи. Элис увозит ее в дом.

Глава 10

Хэмиш приходит к Эльзе глубокой ночью. Вот так являлся царь Давид к своей юной жене. Он хотел согреть свои старые, хладные кости, а до нее никому дела не было.

Прежде всего Хэмиш — добрая душа берется за пишущую машинку. Немало работы приготовила Эльзе Джемма. Шелестят листы, хрустит копирка. Первый экземпляр, второй экземпляр, прокладка… Шесть писем в крупнейшие лондонские универмаги: «Гэмедж», «Баркер и Бони» и «Холлингворт», в каждом письме заказ на подробный анализ ассортимента стиральных машин с требованием технической характеристики каждого артикула вплоть до цвета, размеров и шумовых показателей.

— По-моему, «Гэмедж» давно разорился, — замечает Хэмиш, просматривая первое письмо. — Недостаток Джеммы в том, что она живет в прошлом. Один из ее многочисленных недостатков, — добавляет он помолчав и начинает печатать. Склоняется над клавиатурой тщедушная фигура в красном шелковом халате и кожаных шлепанцах. Эльза лежит в постели, плотно завернувшись в одеяло, и думает о прошлом, а также о будущем, и при этом балансирует между грезами и реальностью. Ей тепло, уютно, ей хочется спать, но на душе тяжко. Хэмиш притащил с собой электрообогреватель. Ему кажется, что центральное отопление не властно над этим уголком его дома. А может, он просто отключил его из соображений экономии.

— Мне нравилось в армии, — сообщает Хэмиш, принимаясь за второе письмо, — там было почти как в приюте, только кормили лучше. Главное, там я прославился. Своими способностями печатать. Теперь я понимаю, что был тогда счастлив. Я достиг успеха — реального, осязаемого успеха. Чего в дальнейшей моей жизни было до смешного мало.

— А твои деньги? — удивляется Эльза.

— Деньги? Пустое.

— Тогда почему ты с ними не расстанешься?

Пальцы Хэмиша замирают на мгновение, чтобы потом продолжить ритмичный танец буквенных клавиш.

— Мне деньги не принесли счастья, почему я должен навязывать их кому-то другому? — с достоинством заявляет он.