Сестра! Сестра? - [2]

Я, Клэр Теннисон, – хороший человек. У меня успешная карьера: я партнер в адвокатской конторе «Карр, Теннисон и Эггар». Я заботливая дочь своей матери, Марион. Я нежная и преданная мать Хлои и Ханны. Я любящая и участливая жена Люка. Я член школьного правления, в конце концов. Клэр Теннисон не поступает плохо.

Откуда же тогда страх и чувство вины? Что я наделала?

Не хочу, чтобы следующее мгновенье наступило. Оттягиваю его, замедляю время, прячусь от неизбежного. Уж лучше жить в страхе, даже самом невыносимом, чем знать, что я натворила.

Бах!

Все вернулось. Я помню, что именно я сделала, вижу отчетливо, будто смотрю сквозь прозрачное стекло.

Вижу свои руки на руле – я еду домой. Стрелка спидометра скачет вверх-вниз, стрелка тахометра то падает, то взлетает – я переключаю передачи, лавирую узкими улочками. Боковым зрением улавливаю мелькание смутных пятен: живые изгороди, деревья. Все размытое, точно акварельный пейзаж.

Ее я замечаю не сразу. Прямо перед собой. Почему раньше не увидела? Сейчас разгар дня. Солнце не слепит мне глаза, дождь не туманит стекло. Обзор прекрасный, никаких помех. Она возникла из ниоткуда. Выросла перед самым автомобилем. Я кричу. Бью по тормозам. Визжат покрышки, вгрызаются в асфальт. Я дергаю руль влево, пытаюсь объехать. Слишком поздно.

В памяти отчетливо и неумолимо всплывает звук глухого удара, резко накатывает тошнота. Сейчас меня вырвет. Вместо этого я исторгаю звук. Он зарождается глубоко-глубоко внутри, в животе. По пути к горлу выкручивает мне душу и вырывается наружу – воплем неприкрытой боли. В ней столько ярости, что слезам места нет. Тело мое невольно сжимается, как эмбрион. Левой рукой двинуть невозможно – мешает гипс, но правая накрывает забинтованную голову, будто меня ждет аварийная посадка на обреченном самолете. В руке стоит катетер, там что-то тянет, потом дергает.

…Суета вокруг. Медсестры. Одна успокаивает – участливо, но твердо; все, мол, будет хорошо. Другая строго велит не сопротивляться – я выдернула капельницу, я могу себя поранить. И голос Люка. Громкий, но нежный.

– Ну-ну, малыш, – уговаривает он.

Давно я не слышала этого ласкового прозвища. Вот так же Люк утешал наших девочек: когда Хлоя плакала над разбитой коленкой; когда Ханна узнала, что зубной феи не существует.

– Все хорошо, – твердит муж. – Ты в порядке. Все наладится, вот увидишь.

Я хочу ему верить. Очень хочу, но как? Ведь я совершила ужасное преступление! Тело вновь выгибает дугой, из груди вырывается очередной стон-рыдание.

Последнее, что я помню, – ощущение холодной жидкости, которая течет мне в руку, бежит вверх по вене, жжет и щиплет. Тело обмякает, окружающий мир гаснет, а мысли уплывают – туда, откуда начался этот кошмар.

Глава 2

Шестью неделями ранее…

В первое мгновенье мне кажется, что вставать на работу не надо. Что сегодня ленивое летнее воскресенье. Стоит поздний сентябрь, но солнце упрямо греет воздух. Легкий свежий ветерок колышет кисейные занавески. Я люблю спать с открытым окном – это дает ощущение свободы.

Однако сознание медленно пробуждается, и на меня всей тяжестью наваливается реальность. Нет у меня никакой свободы. Особенно сейчас, накануне дня рождения сестры.

Я льну к спящему Люку, ищу поддержки в прикосновении к другому человеку. Смотрю на часы и громко вздыхаю – сегодня понедельник! Протягиваю руку, отключаю будильник. Зачем я его программировала? В последние дни будильник мне не нужен, ведь сон со мной больше не дружит.

Я думаю о маме. Подошел сентябрь, и с каждым днем она все дольше смотрит на календарь, молча отмечает время. Чем ближе к двадцать восьмому числу, тем сильнее мамина тревога. Еще сорок восемь часов. Мне пора бы привыкнуть к ритуалу. Все-таки ему уже двадцать лет – чуть ли не вся моя жизнь. Однако чувства, которые ежегодно пробуждает эта дата, всегда застают меня врасплох. Чем старше я становлюсь, тем больше и полнее ощущается потеря сестры, тем острее и глубже рана. Мне больно и за себя, и за маму.

Я столько лет мечтала о возвращении Элис… Мечтала не только из сочувствия маминому горю, но из эгоизма тоже: вот бы черная туча, нависшая над нами, наконец исчезла! В детстве я не хотела быть сестрой девочки, которую отец повез в Америку да так и не вернул, или дочерью матери, убитой горем. Я хотела быть Клэр Кеннеди. Хотела нормальной, обыкновенной семьи.

Я до сих пор этого хочу.

Через полчаса нужно начинать военную операцию по сбору девочек в школу и детский сад. Я прижимаюсь к мужу. Он часто помогает мне избавиться от печалей и тревог – вбирает их, впитывает, и тогда мои чувства текут свободно, ничто их не сдерживает.

Люк шевелится, я кладу на него руку, нежно обнимаю. Мы прожили восемь лет в браке, родили двоих детей, но не наскучили друг другу. Люк поворачивает голову, целует.

– Доброе утро, малыш, – с закрытыми глазами произносит он и вновь отворачивается. – Спокойной ночи, малыш.

– Эй, дружок, куда это ты? – шепчу я, опускаю руку ниже, притягиваю его к себе.

Люк открывает один глаз, смотрит на часы.

– Господи, Клэр, только половина, черт возьми, шестого.

– Ну и ладно… – я отметаю его возражения поцелуями.