Сестра Морфея - [21]

— Как тебя понимать, — села она напротив него.

— Да что там понимать, — безмятежно сказал он, — в той школе, где я буду проводить занятия, завучем работает родная сестра Хаджи, она же Смородина, мать Бориса.

— Плевать на неё, — засмеялась Людмила Ивановна, — плевать, плевать и растереть. Тебе же не с ней работать.

Платон попросил пепельницу и закурил.

— Понятно, что не с ней, — глубоко затянулся он сигаретой, — но селевой поток грязи с её стороны может потечь. Она меня прекрасно знает и ей наверняка уже известна междоусобица со мной и её братцем.

…Он уже говорил, улыбаясь, спокойно без всякого напряжения. Но когда позади себя услышал кашель, повернулся. Сзади стояла Яна и прикрывала рот ладонью, не прекращая кашлять.

— Говорила тебе мороженное лизать нужно, — прикрикнула на неё мать, а ты от жадности сгрызла его. Теперь каркаешь. Марш отсюда нечего слушать взрослые разговоры.

— Мам я хотела узнать у Сергея Сергеевича, где мы будем тренироваться.

— Пока в шестидесятой школе, — ответил он, — помещение мне там понравилось. Стационарное, хотя не исключаю, что временами нам будет мешать шум. Но это ерунда, главная помеха может идти от «Сибири». Как только первый тревожный сигнал появится, сразу уходим оттуда. Мне ещё одно место неплохое посулили.

— И где же, — расширила глаза Людмила Ивановна.

— В пяти минутах ходьбы от твоего дома.

— В тридцать третьей школе, — обрадовано спросила Яна.

Он отрицательно покачал головой.

— В детском доме. Там тоже обещают хорошие условия. Я уже им добро дал.

Людмила Ивановна встала с табуретки вытолкала дочь с кухни и закрыла за ней дверь.

— Может и мне ставка там отыщется?

Он пожал плечами.

— Сходи, узнай. Для тебя это не дурной вариант будет. Зарплата, конечно не ахти какая, но тебе ещё в школе часы запросто можно взять. А если выторгуешь у директора полторы ставки, то и дергаться не зачем.

Она закатила глаза к потолку и три раза перекрестилась.

— Боже помоги мне, — сложила она ладони клинышком, — век благодарна буду. Грешить не буду, а на Сергея Сергеевича мадригал во славу напишу.

Он не выдержал и рассмеялся:

— Ты позавчера мне губной помадой в одном месте уже написала мадригал.

— А, — А, — Я, — Я, — перешла она на алфавит и склонила головку на бок, — просто шалила. Я от скуки бываю такой оригинальной шалуньей. Ты Сергей Сергеевич не обижайся на меня?

Она встретилась с его пытливым сощуренным взглядом, ожидая от него страшного разноса за свою проделку. Но он, увидав её сжатой и прячущей лицо в клинышек своих ладоней, решил свою напущенную строгость заменить обаятельной улыбкой.

— В следующий раз, если вздумаешь шалить со мной подобным образом, то убедись, что я не в бессознательном состоянии нахожусь.

— Ну, ты прямо устыдил меня. — обрадовалась она и без всякого стеснения сбросила с себя халат, показав своё обнажённое тело. Сжала обе груди руками и потрясла ими перед его глазами.

— Меня такими эпизодами, в краску не вгонишь, — без излишнего смущения сказал он и тут же спросил, — Не ты случайно снималась в программе Приколы?

Она звонко захохотала и выбежала из кухни, нырнув в ванну.

«Точно шибанутся, — подумал он, — или она меня уже зачислила в свои любовники? Нет, уважаемая мадам, с тобой ухо востро надо держать. И на это есть много причин, связанные не только с твоей личной гигиеной, но и вредным языком».

Не успел он до конца мысленно осудить её недостатки, как она появилась снова на кухне, но уже одетая в обтягивающие брюки и прозрачную блузку, через которую просвечивался бордовый лифчик.

— Поехали, — командным голосом сказала она, — пока не поздно. А то вдруг меня кто опередит. Тогда пиши — пропало. А со шваброй вол тузиться я не хочу.

Он понял, что Людмила Ивановна собралась в детский дом. Не зная её в работе, — возражать, не стал. Считая, если человек имеет высшее спортивное образование, значит что — то может делать. На наборе в «Сибири» она показала себя с наилучшей стороны.

Сев на переднее сиденье рядом с ним она приняла серьёзный вид. Достала из сумочки зеркальце и губную помаду привела себя в порядок.

— Теперь можно трогать, — произнесла она, — а на съёмки меня уже приглашали. И даже деньги предлагали за это. Но не получилось. На день передачи у меня щёку разнесло как назло. А так глядишь, звездой бы экрана стала. Я ведь очень артистична. В школьных спектаклях играла постоянно. И мысль о том, чтобы пойти учится на актрису, зрела в моём мозгу. Ночей не спала в выпускном классе, представляла, как я буду порхать по сцене и срывать аплодисменты.

— И что тебе помешало идти в искусство? — тронулся он с места.

— Дурость и раннее желание выскочить замуж, — выпалила она. — Вот что!

— Странно, — притормозил он около светофора, — искусство и спорт, вещи разные. Как тебя в спорт — то занесло?

— Ты вроде умный мужчина, мог бы и не спрашивать об этом. Неужели трудно догадаться? Влюбилась в лагере в тренера по волейболу из Москвы. Жила с ним в гражданском браке, — правда временами. Он меня и пристроил в институт. Я с ним семь лет жила, училась и разносила телеграммы. Жили не богато, но сносно. Он часто выезжал на соревнования по разным городам. В общей сложности, за год, я его видала только шесть месяцев. Чтобы понятней тебе было, я выполняла ещё функции сторожа его однокомнатной квартиры. Честно говоря, красть там было нечего. А когда Янка родилась, он меня к отцу привёз. И наказал ему, чтобы меня за порог дома не выпускал. Сволочь такая! Наболтал отцу, что дочка не от него на свет появилась. Алименты отказался платить жмот длинноногий. А Янка то копия его. Ну, его бог покарал за все прегрешения. Жалко, только дочку он сейчас увидеть не может. Нет его больше. Умер от саркомы. Коленку снёс, а саркома его тут и подстерегла.