Сестра Харуна-ар-Рашида - [40]

— О, мой благодетель! — воскликнул Ибн аль-Хади, в голове которого пронеслись мысли о том, что дочь халифа — превосходная партия. Правда, пришлось бы поступиться честолюбивыми замыслами, но лишь временно. В дальнейшем высокородная жена могла стать весомым козырем в борьбе за престол. — Я боюсь только, Харун ар-Рашид посоветуется с визирем и тот отговорит его…

— Халиф более энергичен и настойчив, чем ты думаешь, сын мой, — возразил старец. — Я рад, что женитьба тебе по вкусу. Будем надеяться на успех! А теперь положись на меня, возвращайся в Басру и жди известий.

— Слушаюсь, мой наставник! В Багдаде мне делать нечего. Но я… я не попрощался… Это не помешало бы…

— Да будет так! — проговорил старец, отвечая собственным мыслям. — Завтра утром я отправлюсь к Харуну ар-Рашиду.

— Разреши мне вернуться во дворец аль-Амина, — продолжал Ибн аль-Хади, — я только переночую…

— Вернуться? Зачем? — переспросил шейх Исмаил, но немного подумав, согласился. — Ладно. Да хранит тебя аллах!

Лодка повернула к берегу, юноша пересел на плоскодонку из пальмовых листьев и поплыл в обратном направлении, а старец, задумавшись, смотрел ему вслед, пока темнота не опустилась на Тигр.

Наступила первая треть ночи. Черный провал внутри неполного круга зародившегося месяца напоминал череп негра, обрамленный седой шевелюрой. Водная гладь стала похожей на темный ковер, расшитый тонкими серебряными нитями. За поворотом на излучине реки показался дворец аль-Амина. Огни во дворце были потушены. Не было слышно ни музыки, ни песен. По парку с лаем носились разбуженные собаки.

Ибн аль-Хади обогнул опустевшую террасу, поравнялся с крепостной стеной, где, как он помнил, были запасные ворота.

На галерее замаячил фонарь. Подвинулся ближе. Собаки, словно по команде, притихли. К балюстраде подошел слуга. Перегнулся, глянул вниз. Судя по одежде, это был евнух. Ибн аль-Хади, не покидая плоскодонки, окликнул его.

— Это ты, господин? — отозвался тот.

— Помоги сойти на берег! — крикнул юноша.

— Изволь, сейчас спущусь.

Фонарь исчез. Затем появился снова, возле берега.

— Давай руку, господин! Только не шуми. Лучше пойдем через потайную дверь.

«С каких это пор у аль-Амина стали бояться шума? Что за секреты?» — подумал Ибн аль-Хади, оставив плоскодонку и следуя за евнухом, который показывал ему дорогу.

На террасе царил страшный беспорядок: кувшины были опрокинуты, один разбит, подушки залиты вином и разбросаны, недоеденные лакомства свалены в кучу.

Миновав коридор, евнух вошел в пустой зал, где недавно состоялся парадный смотр гарема. Тускло догорали свечи, вставленные в серебряные светильники.

— Где наш первый престолонаследник? — спросил Ибн аль-Хади, следуя за провожатым и удивляясь запустению.

— Терпение, мой господин. Сейчас ты его увидишь, — ответил евнух.

Глава XXXIII НОЧНЫЕ ВЕСТИ

Высокие серебряные минареты-подсвечники освещали анфиладу комнат. Каждая комната имела отличающееся от других убранство. Греческий стиль сменялся персидским, индийский — египетским. Круглый зал в конце анфилады был убран по-мавритански. Следующая дверь была заперта. Евнух остановился и трижды постучал. Щелкнула отодвигаемая задвижка, резные створки распахнулись, и перед Ибн аль-Хади предстал Фадль. Ни слова не говоря, он жестом пригласил юношу пройти в небольшую, лишенную окоп комнату.

Скрестив ноги, на ковре восседал аль-Амин. Как и Фадль, он был в «костюме опьянения». Перед ним стояла пожилая женщина, закутанная в абу. Лицо ее было открыто — отличительный признак рабыни.

— Садись! — хрипло распорядился первый престолонаследник, кивая Ибн аль-Хади и указывая на ковер. — У нас важные вести. Это моя осведомительница, — он указал на рабыню, — она служит у визиря. Слушай! Она расскажет тебе о предательстве Джаафара ибн Яхьи.

— Расскажу, мой голубь хороший, как есть повторю, слово в слово. Спаси аллах и помилуй! — запричитала женщина, склоняясь перед аль-Амином. — Поди, год тому назад поднял смуту в Дайлеме бунтовщик аль-Аляви. Заучила я полное его имя: Яхья ибн Абдаллах ибн аль-Хасан аль-Аляви. Задумал несчастный сбросить благодетелей наших Аббасидов — да будет милостив к ним аллах! — выйти из-под халифата. Супротив него эмир правоверных войско послал огромное, а бунтовщик укрылся в горах. Сказывают, не просто его из тех мест было выбить. Снизошло на халифа откровение, направил он посла, визирева брата единоутробного аль-Фадля ибн Яхью. Они живо промежду собой договорились, — персы оба, как не договориться! Обещал посол бунтовщику мир да покой. Был аль-Аляви, как ты знаешь, милостиво принят в Багдаде, получил от халифа охранную грамоту. Но верь, мой голубь хороший, верь, не отказался бунтовщик от воровских мыслей.

— Верно говоришь, женщина! — похвалил аль-Ампи. — Мы можем доверять ему не больше, чем он нам. Ну и дела творятся в халифате!

— Но кто докажет, что у Бармекидов такие же планы, как у аль-Аляви? — разочарованно протянул Ибн аль-Хади. — Лично я убежден — эти персы только и поджидают случая, чтобы всадить нам кинжал в спину.

— А по-моему, охранная грамота, данная бунтовщику, недействительна, — вставил Фадль.