Сестра Харуна-ар-Рашида - [27]

— Правда, Джаафар? — обрадовалась Аббаса. — Но не задумал ли братец устроить западню?

— Навряд ли. Убрать вольноотпущенника подальше от престола — в интересах хашимитов.

— О мой дорогой! Напомни скорей Харуну о его обещании, — обретя надежду, взмолилась Аббаса. — Возблагодарим аллаха, если халиф сдержит свое слово! Лучшего не придумать. Завтра же отправляйся в Хорасан. Братец туда не заявится, он не рискнет потерять трон, за который держится изо всех сил.

— А как же ты?

— О, за себя я спокойна. Ради того, чтобы погубить меня одну, никто не станет жертвовать жизнью. Я приеду к тебе позднее с сыновьями.

— Я очень рад, свет моих очей, что ты согласна со мной.

— Как я мечтаю перебраться в Хорасан, мой любимый! Мы будем жить вместе, станем супругами перед лицом всех людей.

— Ах, как мне не хочется уходить от тебя! — вырвалось у визиря помимо воли, но он тотчас овладел собой и проговорил, поднимаясь: — Нам нужно держаться осмотрительней.

— Еще минутку! — воскликнула Аббаса, удерживая мужа на подушке.

— Ты боишься остаться одна? — спросил он и попытался успокоить ее: — С соизволения аллаха близок час нашего единения.

— Нет, не боюсь! Иди, мой любимый!

Они посмотрели друг другу в глаза; взгляды выразили больше, чем можно сказать словами.

Джаафар встал и надел тюрбан.

— Не покидай свой дворец, пока я не пришлю к тебе гонца, — наказал он, обнимая ее на прощание.

— Я буду молить всемилостивого и всемилосердного! — пообещала Аббаса. — Иди, мой господин! Да храпит тебя аллах!

— «Мой господин»? — почувствовав во рту привкус горечи, повторил Джаафар. — Скажи лучше «мой раб». По законам шариата, по обычаям арабов хашимитская кровь — это кровь повелителей. А ты, как сестра эмира правоверных…

— Я признаю только один закон, — возразила она, и в голосе ее прозвучал упрек, — закон аллаха, только одни обычаи — обычаи справедливых людей. По этому закону, по этим обычаям ты — мой господин.

— Благодарствую, Аббаса! Прощай! Пока мне нельзя к тебе приходить.

— Мне будет трудно, мой любимый! Но я выдержу, — решительно проговорила Аббаса и дважды громко хлопнула в ладоши.

Это был условный сигнал, по которому, как всегда, явилась Атба. Служанка вывела визиря из дворца так, что его никто не заметил, и проводила до калитки, где поджидал Хомдан с лошадьми.

Глава XX ПО ДОРОГЕ К ДВОРЦУ МУХАММЕДА АЛЬ-АМИНА

Фадль, которого мы покинули в тот момент, когда он вызволил придворного поэта из беды, приказал садиться на лошадей, и всадники двинулись в путь.

Абуль Атахия не отставал от своего спасителя. Слова доноса едва не срывались с его языка. Если бы он не догадывался, что Атба действовала по повелению могущественной госпожи, трудно сказать, как бы дальше развернулись события. Вознаграждение манило сребролюбца, но торопиться он бы, пожалуй, не стал; конечно, не из жалости к детям, которых в случае обнаружения тайны едва ли не ожидала верная смерть, а вследствие почти непреодолимого страха перед вспыльчивостью халифа и прозорливостью визиря.

Вдали над ристалищем, где начиналась подготовка к конным состязаниям, в лучах солнца плавали облака пыли. Улица, на которую выехали Фадль и его спутники, отлого спускалась к Багдадскому мосту. На переправа царило оживление. По деревянным мосткам, уложенным на барках, двигались вереницы людей, мулов, лошадей и верблюдов. Одной рукой погонщики держались за протянутые вдоль бортов толстые канаты — одновременно они служили и ограждением, — другой вели взбудораженных, перепуганных животных, часто осаживали их, успокаивали. Крики, фырканье, рев, ржанье сливались в один неумолчный гул.

Не доезжая до переправы, всадники спешились. Подавая пример, Фадль опустил на лицо покрывало. Это была необходимая предосторожность: по обоим сторонам моста круглосуточно дежурили тайные люди, — один аллах знал, кому они служили и что замышляли.

За Багдадским мостом путь к дворцу первого престолонаследника пролегал по ар-Русафе и вдоль берега Тигра тянулся на юго-восток, пересекая аль-Мухаррем.

Всадники торопились. Мухаммед аль-Амин поджидал белых рабынь к завтраку, но утро уже прошло. Становилось жарко. Фадль опаздывал. Ему не терпелось доложить об удачной покупке, и он, стараясь наверстать упущенное время, подгонял взмыленного скакуна.

Каждая услуга аль-Амину приближала Фадля к достижению заветной мечты — получению должности визиря. Молодой повеса ненавидел Джаафара ибн Яхью за то, что вознесшийся вольноотпущенник имел наглость поддерживать второго престолонаследника, выскочку аль-Мамуна; эти Бармекиды совсем распустились, ни во что не ставят хашимитов, этак они подберутся и к трону! Проклятого перса выдвинул Харуп ар-Рашид. Хорошо бы, конечно, если бы эмир правоверных его и сбросил, но на это трудно рассчитывать. В запасе у Фадля имелся другой план, хитроумный и тонкий. Пробьет час, когда халифом станет аль-Амин. Джаафару тогда несдобровать. Место визиря будет свободно. Вот тогда-то и вспомнятся все услуги… Освобождение Абуль Атахии тоже играло на руку, — авось поэт тогда и пригодится. Словом, хорошо все то, что может быть использовано против вольноотпущенника.