Сесквоч - [54]

Глава XV Никаких любимчиков

Хлопнула входная дверь. Один, под одеялом, в комнате с обоями персикового цвета, окруженный портретами с изображениями изящных балерин, комнатными растениями, чайничками и мягкими игрушками, Фенберг почувствовал себя неловко. Он подумал, не дать ли себе по носу. Может, сначала завернуть руку в полотенце, чтобы смягчить удар, или, наоборот, ударить посильнее?

Может, просто извиниться, если уже не поздно.

Фенберг уселся на диван и оделся. Второй башмак он натягивал медленно, потому что Фенбергу, собственно, некуда было торопиться. Было чуть больше десяти вечера, мальчики должны скоро вернуться из кино. Ему придется забрать их от Малулу, а при этой мысли Фенбергу не хотелось прыгать от восторга, как обезьяна. Но все-таки вежливей было бы забрать их раньше, чем они успеют сотворить очередную мерзость.

Возможно, безобразные поступки были свойственны их семье.

Что с ним происходило? Он чувствовал, что едва владеет собой, и сегодня в баре он почти совсем потерял самообладание. Что он теряет? Он не знал, и это было самое страшное. По какой-то причине он злился на Митикицкую. За что? Она ничего такого не сделала и, конечно, была права. Ему будет не хватать ее, если что- нибудь случится. Она нравилась ему. Действительно ему нравились их ровные ежедневные встречи. Но что происходит?

Гены Фенбергов. Майкл понимающе покачал головой.

Ужасные гены Фенбергов.

В конце концов он начал сходить с ума. Не слегка, а по-настоящему.

— Мне хотелось бы любить тебя, Митикицкая, — вслух произнес Фенберг. — На сто процентов. Мне хотелось бы, чтобы это была именно ты. Мне хочется прокрутить ленту этого вечера назад, чтобы я мог сказать, как ты нужна мне. Мне еще хочется сказать, что ты страшно пугаешь меня, Митикицкая, потому что, несмотря на все твои слова о том, что ты останешься здесь, у меня есть глубокое предчувствие, что ты исчезнешь. Все близкие мне в этой жизни люди умерли или сумасшедшие. У меня такое чувство, что ты собираешься разбить мне сердце, и на этот раз у меня уже не хватит сил пережить это. И, самое главное, я тоскую по жене и ребенку и не могу их забыть.

Фенберг влез в рубашку и подошел к окну. Он посмотрел через раздвинутые шторы. Буря утихала. По небу неслись облака, как привидения, которые торопятся попасть домой до рассвета.

Завтра полнолуние.

Кто-то постучал в дверь, знакомый стук. Фенберг направился к двери, собираясь отчитать Клиффорда и Джо за то, что шатаются но ночам, в то время как в окрестностях бродит маньяк. Фенберг открыл дверь. Он увидел нечто, заполнившее собой весь дверной проем — огромное, покрытое шерстью, с желтыми клыками. Оно уставилось на Фенберга. Фенберг быстро закрыл дверь и прилег на нее. Оно рычало. Да. Действительно, его худшие подозрения подтверждались. Фенберг начал сходить с ума. У него слуховые и зрительные галлюцинации.

— О, черт, надо обратиться к врачу, — слабо произнес Фенберг.

Он затаил дыхание. Прислушался. Из-за стены доносилось приглушенное пение. Кто-то странным голосом пел детскую песенку:

— Твое любимое место МакДональдс. У тебя украли стоянку. Они кормят тебя гремучими змеями. Последний раз, когда я был здесь, поджарили мое белье. Но мне все равно. Ведь это было не мое лучшее белье.

Пение прекратилось. В дверь позвонили.

Фенберг услышал знакомый голос, который заставил его подпрыгнуть.

— Милый. Милый-милый. Это я, твой дружок.

Фенберг посмотрел в замочную скважину и увидел искаженные черты. На широких плечах, обтянутых белой майкой с короткими рукавами, была непропорционально маленькая голова.

— Норвуд, — заревел Фенберг и распахнул двери. Туберский робко вошел и распростер руки.

— Джон, — поправил он, — я же сменил имя.

Фенберг схватил своего младшего братца и с усилием приподнял его.

— Черт возьми. Как я соскучился! — кричал Фенберг. Он отпустил Туберского и взглянул на него. Трехмесячное пребывание в лесу не отразилось на его одежде. Он просто не мог пробыть в лесу столько времени и вернуться таким чистым, сделал вывод Фенберг.

— Где ты пропадал?

— В лесу, ответил Туберский.

Фенберг медленно покачал головой, счастливый, что видит брата. Он закрыл двери и снова обнял Туберского.

— Я думал, что тебя уже нет в живых. Ты знаешь, что тебя кругом ищут?

— Конечно. Поэтому я и скрывался, Майк. — Туберский заразительно улыбнулся, но выглядел он смущенно. — Я бы позвонил, честно, но в этой истории еще много такого, о чем я не могу тебе рассказать. Я не хочу впутывать тебя. Эх, Майк, как здорово снова увидеть тебя. Я начал скучать по дому.

— Я уж думал, что начинаю сходить с ума, — сказал Майк, усаживая брата на диван. Туберский повернул голову к двери. — Как ты? Где ты был? Господи, ты, наверное, голодный. Я поищу что-нибудь поесть, хотя не уверен что найду. Митикицкая не держит в доме настоящей еды.

— Где ты был? — снова спросил Фенберг, не переставая улыбаться.

— Кто такая Митикицкая? — спросил Туберский, все еще оглядываясь на дверь.

— Это та невероятная женщина… — хотел сказать Фенберг, — которую я люблю. — Но что-то остановило его.

— Х-х-м. Я с ней встречаюсь. Она, кажется, вышла погулять. Она понравится тебе.