Съешьте сердце кита - [40]
…К вечеру Мамонов занялся приготовлениями к разведению дымокура. Достал бумаги, наковырял мха… Ксении теперь было все равно. Пусть дымокур, пусть комары, пусть что угодно…
Она лежала на спальном мешке, а пальцы Мамонова мельтешили перед ее глазами. Кожа на них была багровой, и кое-где, у ногтей, пальцы кровоточили. Как только он отмывал ими шлихи?
Тогда она робко предложила:
— Лучше же будет, если пальцы тебе забинтовать? Хотя бы на время, а?..
Мамонов нерешительно согласился:
— Можно… Вот я с дымокуром управлюсь. Из палатки пришлось убегать: повалил дым.
Он валил из всех щелей, и даже парусина слегка приподнималась, будто дышала, будто была живая. А в дыму, как мелкие хлопья сажи, кружились сотни полузадушенных комаров.
— Гнус, гнус! Сколько его! — тягостно прошептала Ксения.
— Не так уж много, Ксения Иванна, — возразил Мамонов. — Бывали года, так не продохнешь! Ну, мы его дымком!
И она вынуждена была согласиться, что пока, пожалуй, самое испытанное и надежное средство против гнуса — дым.
СНЕГ ВО ВСЕМ МИРЕ
Хотя срывался редкий снег, нужно было ехать. Федор и так уже запаздывал. А там, на сейсмологической станции, что расположена близ самого высокого в Азии вулкана Ключевского, его ждут не дождутся. Конечно, Федор теперь не сможет принять дежурства у Бушмина с таким расчетом, чтобы тот до Нового года успел возвратиться в поселок, но хотя бы они этот Новый год встретят вместе, все веселей будет. Пожалуйста: Федор с двумя каюрами, да Бушмин, да его каюр… уже подбирается компания! Если бы только не погода. В такую погоду вообще не стоило снаряжаться в дорогу, сидеть бы лучше в тепле, вожделенно отсчитывая дни, остающиеся до большого празднества. Но парни там своз отдежурили с лишком…
Собаки повизгивали в упряжках, от нетерпения загрызались между собой, ждали слова, чтобы рвануть во всю мочь.
В последнюю минуту явился охотник Сомов — ссохшийся мужичок лет под шестьдесят, — попросил взять его мешок с провизией.
Нарты были перегружены — Федор уезжал в горы не на один день, но Сомову по знакомству он не решился отказать. Ехать им было по пути.
Правда, Сомов еле держался на ногах: обходя напоследок друзей перед охотой, у каждого опрокинул «посошок»…
— Вам придется идти пешком, — предупредил Федор.
— Уж как по возможности, — виновато потоптался Сомов. — Наиглавней, чтоб харчишки… Вот еще передача от жены каюра Степки — туда, стало быть, на сейсмостанцию, как Новый год подступает. Жимолостной настоечки пузырек…
«Пузырек!» — хмыкнул Федор и со вздохом передал поллитровку своему каюру Михаилу.
Наконец тронулись, напутствуемые десятком провожающих: счастливцы, они оставались в поселке.
Засвистел в ушах ветер, и нарты стало мотать в колдобинах уезженной дороги. Тут еще можно было отвести душу. Тут даже Сомов притулился сбоку на задней нарте, пока не выехали за поселок.
Вдогонку что-то прокричал с телефонного столба связист, но ответить ему никто не успел.
— Жулейкин хитер, пес, — обернувшись к Федору, кивнул на связиста Миша; его черные глаза блеснули негодующе. — Нюхом чует, когда кто поедет по целине, а сам только по готовому следу мастак ездить. Вот увидите, к вечеру он нас догонит, а то и ночью. Он еще вчера толковал, что поедут по линии, где-то связь у них нарушена. Но только он нарочно выжидал, чтоб мы первыми проскочили.
Задувало с востока. То была неважная примета: восточные и даже северные ветры несли здесь мокрый метельный снег, по которому и полозья-то не скользят, тогда как с Охотского моря, всегда студеного, наступал мороз…
Пришлось вскоре остановиться, натянуть на себя кое-что потеплее.
Каюр Дмитрий извлек из мешка белую камлейку. Цельношитая из плотной ткани, она предохраняла путника от вьюжных порывов ветра, от въедливой стылости.
— Надену свою попандопулу, — скупо блеснул он в усмешке зубами.
Лицо у него было черное и жесткое, непривычно удлиненное, как у святых на иконах рублевского письма. Физиономия Миши, напротив, была добродушно-округлой, слегка приплюснутой, озорноватой…
Миша тоже напялил на себя «попандопулу» — и оба они сразу стали похожими на привидения.
Федора отлично грело толстое шерстяное белье, в котором хаживал еще дед-егерь. Дед, когда еще жив был, говорил как-то, что белье ему выдали в русско-японскую войну. Но оно, кое-где подштопанное, служило еще и внуку. От камлейки Федор отказался — тем более что идти в ней на лыжах неудобно, жарко.
Мише не давала покоя жимолостная настойка: ее горлышко соблазнительно торчало из бокового кармашка рюкзака.
— Тяпнем по вот столечки, а, Федор Константинович?.. — вкрадчиво говорил он. — Для повышенной температуры.
— Нет, — сказал Федор, — нельзя пить в дороге. Да и потом она же чужая, жимолостная эта. Ее Степану жена передала.
— Со Степаном мы завсегда сочтемся, — отмахнулся Миша. — Свой брат, каюр. А тут, понимаете, Новый год, вот он…
— Слушайте, ребята. Ну зачем вам так по-дурацки, без настроения пить? Приедем на ночлег, сообразим для закуски горячего…
Тут дружка поддержал с фланга Дмитрий:
— Э, Федор Кстиныч, вы знаете, почему собаки долго живут? Они холодное все едят. Да и текет у вас эта настойка! Пробка, должно, не годится. Поди, вытекет?..
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.