Съешь меня - [6]

— Я люблю крепкий кофе, — пояснил цветочник. — Надеюсь, вас не затруднит сварить покрепче.

Мне захотелось предложить ему еще и кофейных зерен, пусть пожует, отобьет скверный запах.

— Нисколько не затруднит, — отозвалась я. — Мне тоже нравится крепкий.

— Позвольте представиться. Меня зовут Венсан.

— А меня — Мириам.

Я разорвала плотную коричневую бумагу и достала букет.

— У меня ни единой вазы, — пожаловалась я, разглядывая цветы: мрачные медвежьи ушки, гвоздики с траурной каймой, гипсофилу, что мгновенно осыпалась и покрыла край раковины волшебным снежным ковром. И еще два каких-то невиданных цветка: на длинном стебле мохнатые малиновые сморщенные валики, — уж извините, они показались мне похожими сами знаете на что.

— Жаль, — отозвался он довольно равнодушно. Нет чтобы немедленно броситься домой и притащить мне побольше выщербленных горшков, старомодных кашпо или ржавых ведер, одарить всевозможным старьем, бог весть по какой причине хранящимся у него в чулане.

Ничего не поделаешь. Пришлось пожертвовать двумя графинами и тремя стаканами.

Сели пить кофе. Вся эта растительность, на мой вкус, слишком буйная, и запах теперь стоит, словно в отцветающем саду, раздражая мои и без того издерганные нервы.

— Ну, как успехи? — осведомился Венсан, отхлебнув глоток черного кофе бледными тонкими губами.

Я задумалась. Со дня открытия прошло полторы недели. Я заработала триста евро, а должна вернуть банку четыре тысячи, плюс долг за приобретенное оборудование и ежедневная закупка продуктов. Я лучезарно улыбнулась:

— Прекрасно. Лучше некуда. Я и не ожидала такого успеха. Раньше-то у меня была чайная в седьмом округе. Уставала страшно, зато зарабатывала… Загребала кучу денег.

Говоря, я обмахивалась рукой, будто угар от тех баснословных прибылей до сих пор не прошел.

— Чайная в седьмом округе? — он глядел на меня с восхищением.

Только бы не спросил, на какой улице.

— Да, недалеко от Инвалидов.

Что-то я совсем завралась.

— По правде сказать, тот район мне не очень нравится, — протянул он капризно.

Я и забыла, что он дорожит репутацией человека придирчивого.

— Вы правы. Публика там дрянная. А здесь все такие… Такие…

Трудно подыскать верное слово для моих, мягко скажем, немногочисленных посетителей.

— Родные, — подсказал он.

— Вот-вот!

Внезапно мне в голову пришла гениальная мысль. И сейчас же ушла. Не до нее теперь. Пускай вернется позже. Ресторан открыт уже полторы недели, а дело не сдвинулось с мертвой точки. В холодильнике изнемогают несвежие продукты. Испортилась превосходная говяжья лопатка. Увял лук-порей. Сгнили помидоры. Принося обильные жертвы помойке, я корчилась будто от жестокой боли, — меня грызла совесть. Кто-то постоянно наблюдал за мной, неодобрительно, с осуждением. Кто-то очень грозный. Возможно, я сама. Бывает, идешь по темной пустой квартире и с ужасом ловишь в зеркале чей-то взгляд. Обольешься холодным потом и не сразу сообразишь, что это твое собственное отражение. Да, скорей всего, взыскующее око, следящее за каждым моим шагом, на самом деле, — око мучительницы-совести, это она вечно судит меня безжалостно и сурово. Я снова посмотрела на Венсана, который, принеся мне свои увядшие цветы, подарил им вторую жизнь, и тут меня пронзила еще одна гениальная мысль. «Его влияние благотворно», — поняла я. Он мой источник вдохновения. Моя муза. Но поскольку Венсан мужского пола, я окрестила его про себя «музоном». Я чувствовала, что ему хотелось бы расспросить меня о личной жизни. Например, выяснить, замужем я или нет. Женщина не должна оставаться одна, это ему и с коммерческой стороны невыгодно: сама себе цветов она не купит.

— Так вы вложили весь капитал в ваше… ваше…

Похоже, никак слова не подберет. Неужели трудно догадаться, что «У меня» — ресторан? Неужели так никто и не сообразит, что здесь кормят, и к тому же недорого? Неужели все так и будут вечно проходить мимо… Правда, вывески нет. Нигде не написано «ресторан», «кафе-бар» или «закусочная». Нигде не написано «У меня», — не хватило времени, не было ни стремянки, ни краски. Зато есть витрина, грифельная доска с сегодняшним меню, столики и стулья, есть зеленый с золотом диванчик и моя драгоценная никелированная кофеварка. Черт! Как все по-дурацки вышло. Люди не поняли, что тут «У меня» такое! Венсан, Венсан, что бы я без тебя делала, мой музончик!

— Вы имеете в виду, в мой ресторан?

— Ну да, в ваше предприятие.

— Нет, продав чайную, я на все деньги купила акций. А это помещение приобрела в кредит, — мне захотелось пустить ему пыль в глаза.

— Ловко, — одобрил он и даже тихонько присвистнул.

У тружеников выживания свои сложности: входя в образ, им не следует увлекаться, а я мигом преобразилась в бизнес-леди. Тут же освоилась с новой ролью, мысленно надела строгий костюм, изящные туфельки на каблуках. Даже собралась рассказать, будто я замужем за преуспевающим адвокатом, — у нас пятеро детей, мы католики, само собой, не ортодоксы, но люди строгих правил. В общем, сочинила семью под стать амплуа. Но вовремя удержалась: версия не выдерживала критики, если принять во внимание, что на самом деле на мне дырявый фартук и поношенные вельветовые джинсы. И на голове не новомодная прическа, а воронье гнездо. Какая уж тут леди, скорее, индейская скво, только вчера с гор спустилась, или бродячая цыганка-гадалка. Вопреки расхожему мнению, труженикам выживания избыток фантазии ни к чему. Пусть выдумщики витают в облаках, строят воздушные замки, свято верят собственным вымыслам и по ходу дела втирают очки слушателям. Мне важнее твердо стоять на земле. А кто я и где я — не важно.