Серые кардиналы Кремля - [69]

В последующие месяцы триумвират явно преуспел в очернении Троцкого. Осуждение его стало обычным делом как на страницах прессы, так и на партийных собраниях. Самым жестоким ударом явилась публикация давно забытого письма Троцкого, относившегося к 1913 году, в котором он грубо и резко критиковал Ленина. К счастью противников, в этот момент Троцкого снова одолела та непонятная хворь, которой он страдал предыдущей зимой, и врачи посоветовали ему сменить климат на более мягкий. Он не присутствовал на пленуме ЦК в январе 1925 года, а обратился к нему с письмом, где утверждал, что его молчание перед потоком «множества неверных и прямо чудовищных обвинений» было «правильным с точки зрения общих интересов партии», и «в интересах дела» просил освободить его от обязанностей председателя Реввоенсовета СССР. Он уехал на Кавказ в самый разгар пленума. В ЦК колебались, какие нужно принять меры. Зиновьев и ленинградская делегация предложили исключить Троцкого из партии, из Центрального Комитета или по крайней мере вывести его из состава Политбюро. Но Сталину достаточно было лишить его военного поста. Восторжествовала эта точка зрения: Троцкого освободили от должности председателя Реввоенсовета и народного комиссара по военным и морским делам. Его преемником стал Фрунзе, чье назначение послужило сигналом для развертывания мощной кампании по укреплению Красной Армии.

Постепенное возвышение Сталина после смерти Ленина, сосредоточение все большей власти в его руках совпало с периодом экономического возрождения. На этом этапе крайне необходимо было уделить внимание восстановлению тяжелой промышленности. Сталинская теория построения социализма в одной стране провозглашала развитие тяжелой промышленности как условие самостоятельного и независимого развития. Под этим подразумевалось, что поставленной цели можно было достичь силами отсталой российской экономики. Это в свою очередь льстило национальной гордости, так как в сталинской теории революция трактовалась как чисто русское достижение, а строительство социализма — как благородная задача, в выполнении которой российский пролетариат должен служить примером всему миру.

Именно с обострением вопросов индустриализации и советской экономики в целом начались острые разногласия в партии. Руководители придерживались основного принципа нэпа — уступок крестьянству. Зиновьев в июле 1924 года выдвинул лозунг «Лицом к деревне!». Спустя несколько дней Преображенский выступил с докладом «Основной закон социалистического накопления», в котором отверг как непрактичный принцип «эквивалентного обмена между государственным хозяйством и несоциалистической средой» и выступил в защиту «политики цен, сознательно рассчитанной на эксплуатацию частного хозяйства во всех его видах». Бухарин опубликовал возмущенную заметку, в которой осудил выступление Преображенского как «экономическое обоснование троцкизма». Но тот четко обнажил перед партией жесткое противоречие и показал необходимость примирения индустриализации с политикой уступок крестьянству.

Сталин маневрировал между другими партийными руководителями, в результате чего открытого столкновения двух политических линий удавалось избежать. То, что дальнейшие уступки крестьянству нужны, было очевидно. На партконференции в апреле 1925 года Бухарин произнес речь, которую затем долго цитировали, поскольку она наиболее ярко формулировала суть предлагаемой политики. Он выступил в защиту верхнего зажиточного слоя крестьянства — кулака и частично середняка, которых необходимо было поощрять, чтобы они давали продукцию. В частности, он призывал: «В общем и целом всему крестьянству, всем его слоям нужно сказать: обогащайтесь, накапливайте, развивайте свое хозяйство. Только идиоты могут говорить, что у нас должна быть беднота». Неплохая идея была загублена бухаринской прямолинейностью. Сталин решил, что призыв к обогащению — «не наш, он неправилен». Но бухаринская «программа» занимала главенствующее положение в советской экономике до конца года.

«Неправильность», о которой заявлял генсек Центрального Комитета, заключалась прежде всего в диктате партии над экономикой. Урожай 1925 года был самым лучшим за весь период после революции. Возникла уверенность в том, что изобилие зерна даст возможность держать низкие цены, а избыток можно будет экспортировать, и в результате доходы от урожая пойдут на финансирование промышленности. Однако эти надежды потерпели полный крах. После сбора урожая у богатых крестьян оставались излишки хлеба, которые они не стремились менять на деньги. Для них лучше было сохранить запас зерна, чем держать при себе пачку банкнот, за которую практически ничего невозможно было купить, так как снабжение промышленными товарами оставалось очень скудным. Кулаки могли себе позволить ждать. Зерна на рынок поступало мало, и надежды на его экспорт и доходы от его продажи улетучились. Это явилось катастрофой для правительства и усилило и без того острую борьбу двух направлений по сельскохозяйственному вопросу в партии.

Эти печальные события совсем не отразились на дальнейшем продвижении Сталина. 1925 год стал решающим в его политической карьере. Теперь, когда Троцкий уже не представлял собой угрозы, триумвират начал постепенно разваливаться. В связи с хлебным кризисом Зиновьев и Каменев отошли от своей прежней позиции и выступили против ориентации на крестьянство. Им пришлось схлестнуться с Бухариным, который по-прежнему ратовал за поддержку кулаков и радостно провозглашал, что «крестьянин становится единственным настоящим хозяином советской земли». Зиновьев сделал вывод: «Нэп наряду с тем, что мировая революция откладывается, среди других опасностей таит в себе опасность перерождения». В одной из своих статей он привел высказывание Ленина против кулаков и напомнил его определение нэпа как «отступления». Следующим шагом этого амбициозного деятеля был непростительный выпад против Сталина, а именно против его доктрины «построения социализма в одной стране». Зиновьев заявил, что невозможно «остаться ленинцами, ослабив хоть на йоту международный момент в ленинизме».