Серые кардиналы Кремля - [18]

Владимир действовал решительно, показав вчерашнему союзнику, что в одно мгновение ситуация может перемениться не в лучшую для него сторону. Положение Василия II оставалось все еще довольно шатким. К тому же киевский князь осадил Корсунь — важный опорный пункт Византии на Черном море. Его дальнейшие намерения отлично раскрываются в следующем высказывании Владимира: «Сделаю столице вашей то же, что и этому городу».

«Царь Василий» вынужден был капитулировать, поскольку другого выхода у него не было. Он уговорил сестру ехать на Русь: «Может быть обратит тобою бог Русскую землю к покаянию, а греческую землю избавишь от ужасной войны».

Таким образом, брак Владимира и крещение Руси были огромной дипломатической победой как самого киевского князя, так и его окружения. «Любители порассуждать о «насильственном крещении», — пишет Б. Раушенбах, — могут на этом примере убедиться, что насилие действительно имело место… можно иронически сказать, что древнерусское войско, разбив византийцев, заставило их окрестить себя».

Владимир по праву считается одной из самых ярких фигур в истории нашего Отечества. Какими бы ни были его личные качества и методы в достижении целей, он совершил настоящий переворот, крестив Киевскую Русь. Но, не будь рядом с ним умных советников, он вряд ли добился бы такого успеха. История не знает примера, когда бы один человек определял политику всего государства. Мы видим, что киевский князь Владимир также не является исключением. И значительная роль в этом принадлежит его дяде, былинному Добрыне Никитичу.

Герои и антигерои смутного времени

Мне отмщение, и аз воздам.

Тиранами не рождаются — ими становятся. Никто из ныне известных политиков, получивших такую характеристику, — будь то царственная, коронованная особа или простой смертный, волей случая ставший правителем государства, — не смог бы совершить подобное превращение без посторонней помощи. Вина за жестокость, насилие и беззаконие должна быть разделена поровну: между тиранами и их окружением. Эта вина ложится в равной степени и на всех тех, кто был орудием насилия, подстрекал к нему, ставя свои корыстные побуждения выше человеческой жизни, или на тех, кто в страхе перед смертью молчал и своим молчанием способствовал укоренению беззакония.

Ярчайшим примером проявления тирании в отечественной истории является образ царя Ивана Васильевича Грозного (1530–1584). Период его правления — едва ли не сплошная черная полоса злодеяний и жуткого недоразумения. Это время, когда православные уничтожали себе подобных в угоду своему психически неуравновешенному правителю. Этот пример весьма поучительный, поскольку указывает на то, что наша жизнь — круговорот событий и что всякое неосмысленное прежде явление, из которого не были извлечены уроки, может повториться вновь. Здесь можно отыскать множество аналогий со сталинской эпохой, когда террор осуществлялся на государственном уровне и оправдывался чуть ли не всем униженным обществом. Не зря Иван Грозный был для Сталина любимейшим персонажем русской истории. Сергею Михайловичу Эйзенштейну, режиссеру и теоретику кино, получившему «политический» заказ на постановку фильма, пришлось «шлифовать» своего «Ивана Грозного», чтобы советский и зарубежный зритель увидели в нем мудрого и справедливого царя, радевшего о судьбе Отечества.

К сожалению, это не соответствует действительности. Если судить по поступкам и всей жизни, Иван Васильевич — самый настоящий тиран в обычном понимании этого слова. Его кровожадная жестокость — жизненная позиция. Истребляя русский народ и не взирая на социальную принадлежность своих жертв, он словно мстит кому-то за неведомые грехи перед ним, самодержцем земли Русской.

Что явилось причиной такого поведения, сказать очень трудно. У каждого исследователя имеются на этот счет свои предположения. Но все они едины в одном: комплексы, сильно повлиявшие на развитие характера Ивана Грозного, появились у него еще в раннем детстве и отрочестве.

«От природы он получил ум бойкий и гибкий, вдумчивый и немного насмешливый, настоящий великорусский, московский ум, — читаем мы у Ключевского. — Но обстоятельства, среди которых протекало детство Ивана, рано испортили этот ум, дали ему неестественное, болезненное развитие. Иван рано осиротел — на четвертом году лишился отца, а на восьмом потерял и мать. Он с детства видел себя среди чужих людей. В душе его рано и глубоко врезалось и на всю жизнь сохранилось чувство сиротства, брошенности, одиночества, о чем он твердил при всяком случае: «родственники мои не заботились обо мне». Отсюда его робость, ставшая основной чертой его характера. Как все люди, выросшие среди чужих, без отцовского призора и материнского привета, Иван рано усвоил себе привычку ходить оглядываясь и прислушиваясь. Это развило в нем подозрительность, которая с летами превратилась в глубокое недоверие к людям. В детстве ему часто приходилось испытывать равнодушие и пренебрежение со стороны окружающих… В торжественные церемониальные случаи — при выходе или приеме послов — его окружали царственной пышностью, становились вокруг него с раболепным смирением, а в будни те же люди не церемонились с ним, порой баловали, порой дразнили… Его ласкали как государя и оскорбляли как ребенка. Но в обстановке, в какой шло его детство, он не всегда мог тотчас и прямо обнаружить чувство досады или злости, сорвать сердце. Эта необходимость сдерживаться, дуться в рукав, глотать слезы питала в нем раздражительность и затаенное, молчаливое озлобление против людей, злость со стиснутыми зубами. К тому же он был испуган в детстве. В 1542 г., когда правила партия князей Бельских, сторонники князя И. Шуйского ночью врасплох напали на стоявшего за их противников митрополита Иоасафа. Владыка скрылся во дворце великого князя. Мятежники разбили окна у митрополита, бросились за ним во дворец и на рассвете вломились с шумом в спальню маленького государя, разбудили и напугали его…