Серпентин - [48]

Тиберна.

– Об этой части своей сути я бы не хотел распространяться. Но говорящие-любовь топят не только женщин, но и детей. Мы соблазняем и тех, и других. Это у нас в генах.

– Ты имеешь ввиду…

– Тиберн даже не закончил фразу.

– Я клянусь, что никогда не причинял вреда детям подобным образом. Я нашел безопасный способ

утолять свою жажду

– с помощью видеозаписей.

– Господи, Терри.

– Выдохнул Тиберн. Мне тоже было не по себе.

– Вы в курсе, что картинки и видео, которые попадают в сеть, никогда не исчезают с концами? Они просто

дрейфуют в интернет-пространстве до бесконечности.

– Это риторический вопрос?

– Уточнила я.

– Быть может, но я нашел пару старых видеозаписей, из числа моих любимых. Это был мой маленький

секрет, который помогал мне бежать от суровой реальности. И вдруг я лично встречаю того, кто был частью

моих фантазий

– правда, повзрослевшего. Но эти глаза… они остались такими же. Я был уверен, что ему подкрашивают

радужку для съемок, потому что ни у кого в реальности не может быть таких глаз. Меня пробил озноб. В

комнате стояла жара, от которой не спасал легкий бриз с улицы, но я все равно почувствовала озноб.

– На записях не было указано его настоящего имени

– даже того псевдонима, который он использует для выступлений в клубе, так что я не связал Натэниэла с

тем маленьким мальчиком, которого видел. Но когда он появился виживую, даже с короткими волосами, я

понял, что это один и тот же… человек. Я убеждал себя, что наличие тех записей никому не причинит вреда.

Я воспринимал их как фильмы, как нечто постановочное. Как будто дети, которые принимали участие в

съемках, не были реальными, как мой собственный сын. Я люблю его, и я бы никогда не причинил ему

вреда. Слава богу, я не смотрю на него с такой жаждой. В случае с ним это просто обычные отеческие

чувства к своему ребенку. Ты не желаешь своих собственных детей. И я бы никогда, никогда не притронулся

с таким позывом к ребенку в реальной жизни. Никогда.

– Но ты смотрел видео.

– Сказала я. Мой голос звучал совсем чужим. Он кивнул.

– Я мог врать себе, что никто не пострадает, что это все не по-настоящему, постановочно, но потом я

встретил твоего жениха. Мне казалось, что это просто совпадение, пока я не пробил его имя и не выяснил

его прошлое. В тот момент я понял, что это тот самый мальчик, только повзрослевший. Я впервые возжелал

того, чего не могу иметь. Я хотел, чтобы он вел себя несоответствующе, чтобы он был злом

– так я мог превратить его в чудовище, которое охотится на женщин и детей, заставляет их страдать. Так же, как и он сам страдал когда-то. Но он не был злом. Его прошлое бросается в глаза, но он был таким

адекватным, счастливым, и таким реальным.

– И все же ты попытался повесить вину на него.

– Мне нужно было подставить кого-то. Трудно придумать лучший способ избавиться от своего

патологического влечения, чем превратить его объект в сущее зло. Я прошу прощения за это. Мне жаль, что

я был в числе тех взрослых, которые смотрели его фильмы и спонсировали его эксплуатацию. Эксплуатация

– самое подходящее слово для того, что с ним делали.

– Господи, Терри, ты ведь был на лекции о детской порнографии, слушал о том, что происходит с этими

детьми. Ты помогал нам выслеживать и ловить педофилов. И все это время ты был одним из них.

– Произнес Тиберн.

– Это не так. Я ни разу не причинял вреда ребенку в реальной жизни.

– Ты платил за те фильмы, которые смотрел?

– Спросила я. Он глянул на меня и отвел глаза

– уставился на женщину, лежащую у него на коленях.

– Да. Те фильмы все еще достаточно популярны, чтобы продаваться.

– Тогда ты понимаешь, что спонсировал тех ублюдков, которые это снимают. Тех, которые мучают детей.

Ты же это понимаешь? Ты ведь коп. Тебе известно, как там все устроено.

– Да.

– Ответил он и потянулся за пистолетом.

– Не надо.

– Сказала я.

– Терри, не делай этого.

– Попросил Тиберн. Ранкин просто положил руку на пистолет

– она даже не обхватил его пальцами. Я уже приставила винтовку к плечу, нацелившись на него.

– Полегче, маршал.

– Предостерег меня Тиберн.

– Капитан, либо она меня пристрелит, либо я сделаю это сам. Помнишь старые байки о драконах и

чудовищах, которые терроризировали селян в средние века и раньше, Анита?

– Ага.

– Тихо и осторожно ответила я, стараясь не сводить с него прицел.

– Когда один из клана становится чудовищем, мы начинаем охоту за нашими жертвами. Чаще всего

– за молодыми девушками, как во всех этих легендах о жертвоприношениях юных дев. Но мы идем за

теми, кто нас влечет.

– Вампиры в первую очередь убивают тех, кто им дорог и близок.

– Заметила я. Мне пришлось направить дуло в потолок, потому что Ранкин все еще намеревался болтать с

нами, и мне было трудно держать его на прицеле. Но я не могла опустить пушку, потому что так возник бы

риск, что я попаду в девушку у него на коленях.

– Если я превращусь в чудовище и не смогу вернуть себе человеческую форму, то начну убивать детей, капитан. Я не могу позволить этому случиться.

– Терри, пойдем с нами. Мы позаботимся о тебе, запрем тебя. Ты никому не причинишь вреда.

– Вы все еще не понимаете, что происходит… А ты понимаешь, не так ли, Анита? Я не врубалась, о чем он, но я задала вопрос, ответ на который мне хотелось узнать, одновременно целясь ему в корпус, выискивая