Сергей Нечаев - [8]
— Если сдвинут стол, колокольчик зазвенит и я прибегу, — сказала она Наташе.
Н. А. провела тревожную ночь. Несколько раз она просыпалась и вслушивалась в темноту, приподнявшись на постели. Ей ужасно не нравилось такое близкое соседство с Наташей. Либеральная (свободолюбивая) барыня боялась и ненавидела этого «слишком настоящего» революционера. Убийство Иванова навевало на нее ужас и отвращение. Она принадлежала к кругу свободомыслящих дворян-эмигрантов, но уже к тому времени революция оставила их далеко-далеко позади себя.
Шла вторая неделя, а Нечаев все еще не мог покинуть своего убежища. Появиться на улицах Женевы в обычном виде — значило добровольно отдать себя в руки рыскавших всюду шпиков. Друзья Нечаева все обещали принести рабочий костюм и корзину, а пока он проводил целые дни в своей клетке, скрываясь не только от посторонних, но и от прислуги. Маленькая дочь Огаревой приносила ему незаметно пищу.
Н. А. все сильнее нервничала и негодовала. Наконец, она не выдержала:
— Нет! Вам неудобно более оставаться у нас. Хозяин нашего дома страшный реакционер. Каждую минуту он может вас увидеть и выдать. Этим нельзя шутить!
Чтоб избавиться от Нечаева, Н. А. решилась сама помочь ему бежать из Женевы.
В яркий солнечный день к подʼезду подкатила роскошная карета. Н. А. с дочерью под руку и Нечаевым вышла из дому. Через несколько минут они уже мчались по улицам Женевы; а через три часа Нечаев прощался с ними далеко за городом на берегу озера. Больше всего он благодарил маленькую девочку за заботы о нем и за уменье в ее годы хранить тайну. Потом он сел в лодку и переехал благополучно в Савойю.
Жандармам не приходило в голову, что молодой человек, катающийся в роскошной карете с красивой нарядной дамой, может быть русским бунтовщиком Нечаевым.
Нужна была необычайная энергия и воля к жизни для изнурительной неравной борьбы с преследователями, но изумительная натура Нечаева находила в эти дни силы и время еще и для революционной работы. Создать организацию! Сколотить по одному бревнышку, собирать по человеку, — но во что бы то ни стало создать организацию! Нечаев рассылает письмо за письмом своим старым друзьям. Из Америки вызывает молодого Сажина.
В мае 70-го года Сажин был уже в Женеве и искал Нечаева. Рано утром на малолюдной пристани к Сажину подошел незнакомец и тихо шепнул:
— Восстание и Труд! — и прошел на пароход. Услышав условный пароль, Сажин поспешил за ним. Через несколько часов они спустились на берег и прошли в гостиницу. Здесь уже был приготовлен обильный обед на двоих. После обеда подали фаэтон, и к ночи Сажин подʼехал к небольшому домику. Это было убежище итальянских революционеров — мадзинистов. Мадзинисты обладали прекрасной конспиративной организацией, имели своих агентов, почту, средства сообщения. У них укрывался радостно встретивший Сажина Нечаев.
— Наконец-то вы приехали! Работы сейчас непочатый край!
Но Сажин уже наслушался в Женеве слухов и сплетен о Нечаеве и был предубежден против него.
— Говорят, вы не доверяете своим товарищам по работе, обманываете их и «эксплоатируете». Если это, действительно, так, то не знаю, сработаемся ли мы с вами?
— Эти эмигрантские обыватели только и умеют, что врать! Неужели вы думаете, я не понимаю, что к товарищам по революционной работе относятся с полным доверием… Впрочем, наша совместная работа убедит вас лучше слов.
— Но что же я должен буду делать?
— Возьмите на себя руководство русскими революционными делами за границей.
— В чем это выразится?
— У нас в разных городах имеются группы. С подробностями вас познакомят в Женеве. Там сейчас мой друг Серебренников.
Прощаясь, Нечаев крепко пожал руку Сажина. Они расстались друзьями и соратниками.
Но пребывание в Швейцарии становилось все более опасным для Нечаева. Кроме того, здесь нельзя было заниматься издательской деятельностью, и Нечаев решил переехать в Лондон. Через несколько дней он уже был в чужом огромном городе, в кипящем человеческом океане, где швыряет отдельных людей, как унесенную от берега лодку. Однако неукротимый борец и здесь быстро находит защищенную бухту и бросает в ней якорь. И Нечаев уже радостно вдыхает запах типографской краски и ведет свое перо по листу корректуры, как опытный лоцман — судно через опасный пролив. Нечаев со своим другом Серебренниковым печатает газету «Община».
Константин Федорович Филиппеус, фактический руководитель сыском при третьем отделении, докладывает его превосходительству генералу Мезенцову:
— Нечаев окончательно исчез из поля зрения наших агентов.
— Ваши агенты пьяницы и остолопы. Они не дают себе труда искать его.
— Но, ваше превосходительство! После злосчастного ареста Серебренникова Нечаев не появляется больше на улицах…
— Что же делать?
— Агенты отказываются от дальнейшей слежки. Это совершенно бесплодно…
— Но я от нее не откажусь!.. Придумайте другой путь…
У Филиппеуса уже был выработан план.
— Нужно прежде всего выяснить, где Нечаев. Наш агент должен под маской сочувствующего войти в доверие к революционерам.
— Но эта дичь слишком осторожна, чтобы подпустить к себе собаку.
Филиппеус поморщился от не совсем лестного сравнения, но продолжал:
