Сергей Есенин. Биография - [131]

Поэт прибыл в Москву з августа 1923 года – еще имажинистом. Едва ли не в этот же день на юг, где вместе с женой и маленьким сыном Кириллом отдыхал Анатолий Мариенгоф, полетела телеграмма: “Приехал приезжай – Есенин”[1511]. Из мемуаров Мариенгофа:

“Ошалев, заскакал я и захлопал в ладоши <…>

– Ну, брат Кирилл, в Москву едем… Из невозможных Америк друг мой единственный вернулся…”[1512].

Ближайшие месяцы показали, что Мариенгоф радовался напрасно. После неудачного вояжа за мировой славой в Европу и Америку[1513] Есенин в своих чаяниях вновь вернулся к роли первого российского поэта. Но его стратегические планы теперь были связаны не с имажинистами или, точнее сказать – не с имажинистами в первую очередь. “Имажинизм в ту пору не был уже трибуной, с которой его было бы слышно на всю Россию, – свидетельствовал Рюрик Ивнев. – <…> Однако, будучи очень осмотрительным и осторожным, несмотря на свою экспансивность, он не разрывал с имажинизмом. Свое недовольство имажинизмом он вдруг перенес на Мариенгофа”[1514].

Весной 1924 года Есенин попытался организовать внутриимажинистский переворот. Он вернулся мыслями к журналу “Вольнодумец”, в котором, по его плану, должны были участвовать Всеволод Иванов, Борис Пильняк, Леонид Леонов, Валерий Брюсов, Андрей Белый, Николай Клюев, Сергей Городецкий… Этот журнал поэт теперь собирался противопоставить “Гостинице для путешествующих в прекрасное”. Седьмым апреля 1924 года датировано есенинское заявление в правление “Ассоциации вольнодумцев”: “Совершенно не расходясь с группой и работая над журналом “Вольнодумец”, в который и приглашаю всю группу, в журнале же “Гостиница” из эстетических чувств и чувств личной обиды отказываюсь участвовать окончательно, тем более что он мариенгофский.

Я капризно заявляю, почему Мар<иенгоф> напечатал себя на первой странице, а не меня”[1515].

Ни одного номера журнала “Вольнодумец” в свет так и не вышло.

В июле, когда Есенину был вручен членский билет Всероссийского союза писателей и вышла в свет книга стихов поэта “Москва кабацкая”, поэт и вовсе решил отменить имажинизм. 31 августа “Правда” напечатала короткое открытое письмо Есенина и Ивана Грузинова, призванное побольнее уесть былых соратников по имажинистскому содружеству: “Мы, создатели имажинизма, доводим до всеобщего сведения, что группа “имажинисты” в доселе известном составе объявляется нами распущенной. Сергей Есенин. Иван Грузинов”[1516].

Николай Клюев, Сергей Есенин и Всеволод Иванов

Фотография М. С. Наппельбаума. Ленинград. 1924

Разумеется, обиженные Мариенгоф, Шершеневич, Рюрик Ивнев, Ройзман и Н. Эрдман в долгу не остались. В еженедельнике “Новый зритель” от 9 сентября 1924 года они ответили на заявление Есенина и Грузинова крайне резким письмом. Оно начиналось в утрированно официальном тоне, подчеркнутом повторами слов (“заявление – заявление”, “имажинизма – имажинизма”, “являлся – является”):

В “Правде” письмом в редакцию Сергей Есенин заявил, что он распускает группу имажинистов.

Развязность и безответственность этого заявления вынуждает нас опровергнуть это заявление. Хотя С. Есенин и был одним из подписавших первую декларацию имажинизма, но он никогда не являлся идеологом имажинизма, свидетельством чему является отсутствие у Есенина хотя бы одной теоретической статьи.

Есенин примыкал к нашей идеологии, поскольку она ему была удобна, и мы никогда в нем, вечно отказывавшемся от своего слова, не были уверены как в соратнике.

Заканчивается же письмо каламбуром, выдающим руку Шершеневича: “Таким образом, “роспуск” имажинизма является лишь лишним доказательством собственной распущенности Есенина”[1517].

Порвав с имажинизмом, поэт попытался использовать давно выработанную им тактику – застолбить за собой возможно большее количество печатных и эстрадных площадок, завязать дружеские отношения со всеми хоть сколько-нибудь влиятельными литературными группировками.

Среди шагов, предпринятых поэтом в этом направлении, не только понятное и логичное братание с крестьянскими писателями, но и печатанье в рапповских журналах, и даже полусерьезные переговоры с Николаем Асеевым о вхождении в ЛЕФ “на автономных началах”[1518]. В феврале 1924 года “Есенин жаловался, что ему “не с кем” работать. По его словам выходило, что с имажинистами он разошелся. “Крестьянские” же поэты были ему не в помочь. Он говорил, что любит Маяковского и Хлебникова”[1519].

Сергей Есенин. 1924

Тем не менее в отчете С. Борисова о вечере Есенина, состоявшемся 21 августа 1923 года “в переполненной аудитории Политехнического музея”, сообщалось, что во вступительном есенинском слове, открывшем вечер, было меньше обещанных заграничных впечатлений, чем “раздражений по поводу “Лефа”. Увы, это раздражение и полемические выпады покоились не на критической базе, а на шатком фундаменте поэтической конкуренции”[1520].

Осенью 1923 года Есенин познакомился с Александром Константиновичем Воронским – главным редактором журналов “Красная новь” и “Прожектор”, руководителем издательства “Круг”. Воронский всячески поддерживал писателей-“попутчиков”, как мог защищал их от рапповцев. “Никогда не следует забывать, – писал он, например, в большой статье, напечатанной в “Правде”, – что сплошь и рядом промежуточные, беспартийные писатели, среди которых немало очень чутких и одаренных художников, говорят первые и новые слова, не только влияют, но и определяют художественное творчество пролетарских писателей. Примеры: Маяковский, Есенин, Н. Тихонов, Бабель, Сейфуллина и т. д.”