Сергей Дягилев. «Русские сезоны» навсегда - [39]

Примите уверения в моем почтении.

Сергей Дягилев»¹⁷.

Стасов, конечно, страшно возмутился («Это было так нагло, так нелепо, так нелепо, так беспутно […]»¹⁸, но тем не менее попытался опубликовать статьи Дягилева через разные редакции – во всяком случае, так он всем говорил. Но попытки эти ни к чему не привели, и он отослал статью назад автору.

Потерпев неудачу, Дягилев решает действовать по-иному. Он пришел к Стасову в Публичную библиотеку, где тот служил библиотекарем, и стал умолять его присылать статьи для нового учреждаемого им журнала, уверяя, что он, дескать, очень уважает Стасова и «верует в его знания, всегда с удовольствием и с наслаждением читает его такие талантливые статьи»¹⁹. На прощание Дягилев крепко пожал потрясенному публицисту руку. Такого демонстративного сарказма не мог вынести даже Стасов. Он снова назвал поведение Дягилева проявлением «наглости и нахальства»²⁰, на этот раз абсолютно справедливо.

Удивительно, до чего непримиримы были люди в художественном мире России на рубеже веков! Междоусобицы разгорались прежде всего из-за идей, но определенно и из-за недостатка финансовых средств в сфере искусства – чем-то иным трудно объяснить невероятную грубость и глухоту друг к другу всех участников полемики. Художественный рынок был еще крайне мал, частное меценатство, хоть и росло понемногу, оставалось пока что маргинальным явлением. То, что Дягилев умел находить деньги и привлекать внимание общественности к своим инициативам, в то время как другие топтались на обочине, несомненно, отчасти объясняет то воинственное неприятие, с которым относились к нему современники. Не случайно Стасова так возмущало, что Дягилев умеет добиваться поддержки от промышленников и нуворишей. Как писал критик: «этот бесстыдный и нахальный свинтус заставляет разных купцов, торговцев и промышленников подписываться на свои публикации!»²¹

Конфликт со Стасовым осложнил положение Дягилева в российском художественном мире. Вместе с друзьями он еще острее осознал необходимость иметь собственный рупор, коль скоро они хотели привлечь внимание публики к своим идеям.

В марте Дягилев получил окончательное согласие от спонсоров и вплотную смог заняться будущим журналом. Он попытался привлечь как можно больше художников, и не только из своего кружка, – в первую очередь тех, кто, не являясь «декадентом», заявлял о приверженности прогрессу.

Позиции и авторитет нового объединения в значительной степени упрочились благодаря вступлению в его ряды Валентина Серова. Несмотря на относительную молодость – он был всего на семь лет старше Дягилева, – Серов имел бесспорную репутацию самого востребованного портретиста России. В детстве Серов был вундеркиндом, в девятилетнем возрасте брал уроки живописи у Ильи Репина, и уже с середины 80-х годов привлек внимание своими новаторскими для России картинами с их виртуозной техникой. Несмотря на то что Серов выставлялся вместе с передвижниками и его работы покупал богатый коллекционер и меценат этого объединения художников Павел Третьяков, консервативные силы относились к нему с недоверием. Его отец Александр Серов был композитор, выступавший также как пропагандист Вагнера в России. Много лет назад это привело его к серьезному конфликту со Стасовым; сыну Валентину, таким образом, хорошо была известна нетерпимость и агрессивность демократического лагеря. Несмотря на все это, он был резким противником царизма и обладал развитым чувством социальной справедливости. Многих удивляло, что молчаливый, нравственно непоколебимый и сдержанный Серов так сдружился с Дягилевым и его окружением²². В душном климате культуры России Серов ощущал свое одиночество и, очутившись в многоликом, хаотичном мире друзей Дягилева, почувствовал себя значительно лучше. Дягилев и Философов познакомились с ним после выставки русских и финских художников и вскоре приняли в свою компанию.

«Один из самых симпатичных, – писал Философов Бенуа 30 марта, – это, бесспорно, Серов (с которым, кстати сказать, мы все выпили брудершафт). Мне кажется, он наш»²³. Как более взрослый, а также благодаря своей бесспорной репутации одного из крупнейших русских художников (этим, кроме него, могли похвастаться лишь Репин и Врубель), он стал своего рода маяком и моральным ориентиром в окружении Дягилева. И Бенуа, и Добужинский называли его «совестью “Мира искусства”»²⁴. Как сказал Стравинский, свидетель крепнущей дружбы между Серовым и Дягилевым в 1910 и 1911 годах: «Серов был совестью “Мира искусства”, но когда Дягилев однажды назвал его la justice elle-même,[96] он произнес это с каким-то сожалением, потому что сам любил грешить»²⁵.

К Дягилеву примкнул не только Серов – даже такие верные друзья Стасова, как Елена Поленова и Илья Репин, обещали ему свои статьи для нового журнала. Художники переходили к Дягилеву один за другим, а в его собственном лагере разгорался огонек недовольства, который раздувал Александр Бенуа. В последнее время в письмах Философову и Нувелю он часто высказывал открытую неприязнь к планам Дягилева²⁶, и непонятно было, собирается ли он вообще сотрудничать. Бенуа по-прежнему пользовался большим влиянием в кругу друзей, он был единственный, кто мог расшатать авторитет Дягилева. Когда Бенуа в письме из Парижа (ныне утерянном) отказывается от своих обещаний, Дягилеву приходится снова взяться за перо, чтобы уговорить товарища.