Сергей Дягилев - [127]

Труппа «Русские балеты», а также Кшесинская со своей свитой поклонников в начале марта прибыли в Будапешт. «Публика здесь довольно горячая и восторженная, так что довольствуется Малечкиными выкрутасами», — писала Светлову одна балетная артистка. Состоявшиеся здесь гастроли прошли всего за одну неделю, после чего труппа Дягилева отбыла в Монако. Артисты приступили к репетициям и готовили программу для Сезонов в Монте-Карло и Париже.

Фокин работал над тремя новыми балетами и пребывал в дурном настроении, часто выходил из себя и был немало озадачен непривычным равнодушием Дягилева. До него доходили слухи, что директор «Русских балетов» им недоволен, что ему надоели «фокинские страсти» в массовых танцах и что он не видит дальнейших перспектив в его творчестве. В том же духе стал высказываться и Стравинский: «Я считаю Фокина конченым художником, который быстро прошёл свой путь и который заметно исписывается с каждой новой постановкой». Тем временем в Монте-Карло Нижинский стал официально репетировать «Фавна». И это был серьёзный вызов Фокину, он решил покинуть труппу сразу же после парижских премьер.

Весной в Монте-Карло, как обычно, съезжались представители высших слоёв общества. Здесь уже были Ага-хан, маркиза Рипон и Джульетта Дафф. Великий князь Николай Михайлович, азартный игрок в рулетку, и его брат Сергей Михайлович приехали вместе с Кшесинской. На этот дягилевский Сезон она решила стать прима-балериной «Русских балетов». А чтобы избежать соперничества, дала строгий наказ дирекции Мариинского театра задержать Карсавину в Петербурге как можно дольше. («Матильда очень хочет занять моё место в Монте-Карло», — сообщала Карсавина в конце 1911 года Светлову.) Впоследствии Кшесинская могла смело утверждать: примирение с Дягилевым «принесло свои плоды, мы были рады работать вместе».

Мирискусник Константин Сомов, впервые увидевший здесь спектакли «Русских балетов», полагал, что участие Кшесинской «делает этот сезон менее приятным». Балет «Видение розы» показался ему «слащавым и банальным». «А Малечка ужасна, прямо невозможна в девушке, засыпающей с розой в руках. Может быть, будь тут Карсавина, я бы иначе говорил об этом крошечном (7-минутном) балетике», — писал Сомов своему близкому другу 12 апреля. Однако в целом «балет Дягилева» ему очень понравился: «Он мне доставляет громадное наслаждение. Ничего подобного тому, что делается здесь, мы не видели в Петербурге даже на самых лучших фокинских спектаклях. Жизнь, полная горения во всём: танцы, сюжет, декорации, костюмы и музыка — всё превосходно».

Шестого мая, на следующий день после закрытия Сезона в Монте-Карло, труппа выехала в Париж, к безмерной радости артистов, без Кшесинской. Спектакли «Русских балетов» снова проходили в Театре Шатле. Вскоре наконец-то состоялась долгожданная премьера «Синего бога», не имевшая успеха. Причин для разочарований оказалось немало — и Фокин выдохся, и Бакст перестарался, и либретто Кокто было уж очень наивно, и музыка Р. Ана не на высоте. «Эта вещь, которая никому не удалась, и была зелёной скуковищей» — таково было впечатление Стравинского. «Одним из самых оригинальных номеров в этом балете был танец Серафимы Астафьевой с павлином на плече. Когда она двигалась, принимая восточные позы, яркие перья длинного павлиньего хвоста мели пол сцены», — вспоминала Б. Нижинская, отметив, что даже исполнителям главных ролей — её брату и Карсавиной не удалось «пробудить энтузиазм публики». «Упадочным» назвала «Синего бога» Карсавина.

Второй премьерой парижского Сезона стал балет «Тамара» на музыку одноимённой симфонической поэмы Балакирева и либретто Бакста по стихотворению Лермонтова. Поначалу роль грузинской царицы плохо давалась Карсавиной и Дягилев специально пришёл на репетицию, чтобы помочь ей. «Немногословие есть сущность искусства, — заметил он. — Здесь достаточно мертвенно-бледного лица, сдвинутых в одну линию бровей». Вот всё, что он сказал мне, но этого оказалось достаточно, чтобы я «проснулась» и в один миг поняла образ Тамары», — пишет в мемуарах Карсавина, подтверждая свою основную мысль: «Дягилев умел простым, на первый взгляд случайным замечанием как бы раздвинуть занавес и возбудить воображение».

Широко разрекламированный балет «Послеполуденный отдых фавна» был третьей и самой важной премьерой Сезона. Дягилев преподносил его не иначе как сенсацию, не жалея ни времени, ни средств. Накануне премьеры он организовал генеральную репетицию балета Нижинского, пригласив избранную публику — художников, музыкантов, литераторов, прессу и, конечно же, близких друзей. Присутствовавший на прогоне бывший сотрудник журнала «Мир Искусства» Н. Минский написал статью «Сенсационный балет» для газеты «Утро России», в которой говорилось: «Все мы знали, что нас ожидает зрелище исключительное, выдержанное в строгом стиле греческой архаики, — зрелище, которое будет длиться восемь минут и на постановку которого потрачено около ста репетиций. Говорили о новой теории ритма, о целом повороте в хореографии. И то, что мы увидели, оставило далеко позади все толки и ожидания <…> Радость, испытанная всеми нами при этом зрелище, была и велика и беспримерна». По словам Фокина, после того как занавес опустился, в зале было «полное молчание», продолжавшееся несколько минут. Затем на сцену вышел Астрюк и объявил публике, что «такое новое зрелище не может быть понято с первого раза и потому дирекция предлагает посмотреть балет ещё раз».