Сережа Боръ-Раменскiй - [26]

— Неужели?

— Да, всѣ мои тетушки, бабушки имѣли тамъ дома свои, — сказала Серафима Павловна.

— И мои, — сказала Зинаида Львовна.

— Ну, это было, и прошло, и быльемъ поросло, — сказалъ Ракитинъ, — а теперь мы будемъ вамъ искать квартиру на Никитской, Садовой, Поварской или на Воздвиженкѣ. Мы приложимъ стараніе и найдемъ; только сколько комнатъ и въ какую цѣну?

— О цѣнахъ я говорить не мастерица, — сказала Серафима Павловна, — это по части моего Antoine, а комнатъ, ну надо не мало. Сообразить вдругъ трудно. Я посчитаю на досугѣ. Надо и конюшни; хотя отецъ но позволялъ дочерямъ ѣздить верхомъ въ деревнѣ, но въ манежѣ дѣло другое. Это необходимо для здоровья и для выправки. Мы заберемъ своихъ лошадей и купимъ еще двѣ дамскихъ смирныхъ лошадки. Не такъ ли, другъ мой?

— Тогда видно будетъ — сказалъ адмиралъ уклончиво. — Передъ нами много времени.

— Какъ много? воскликнула Серафима Павловна, — я терпѣть не могу осени, и спѣшу уѣхать.

— Однако мы прожили съ тобою безвыѣздно лѣтъ семнадцать въ деревнѣ и, если не ошибаюсь, не скучали.

— Не знаю; ты не скучалъ, а я ужасно скучала.

— Не вѣрю, — сказалъ адмиралъ, — ты никогда мнѣ этого не говорила.

— Говорила или нѣтъ, это все равно. Ты обѣщался давно ѣхать въ городъ, когда Вѣрѣ минетъ семнадцать лѣтъ. Ей пора выѣзжать. Я хочу уѣхать отсюда въ началѣ ноября.

— Но позвольте, сперва надо найти квартиру, — сказалъ Ракитинъ: — судя по словамъ вашимъ, это дѣло не легкое. Конюшню надо искать лошадей на восемь или на десять, стало-быть, и домъ долженъ быть громадный. А мебель какъ же?

— Конечно, надо и мебель. Пусть Антуанъ скажетъ, гдѣ надо купить, а я скажу какую. Я ужъ это обдумала. Въ мой кабинетъ я хочу мягкую мебель, стиля Лудовика XV, обитою вѣтло-зеленымъ штофомъ съ розами пли фіалками; въ гостіную — готическую, рѣзную, обитую лиловымъ штофомъ съ золотыми разводами, а въ столовую — дубовую, обитую сафьяномъ. Не правда ли, другъ мой?

Она обратилась къ мужу съ дѣтски-веселой улыбкой. Онъ улыбнулся ей тоже, но принужденно и сказалъ:

— Мебель дѣло послѣднее при устройствѣ дома. Тогда видно будетъ.

— Терпѣть не могу этого слова, — возразила она и принялась съ оживленіемъ объяснять Сидору Осиповичу всѣ подробности при покупкѣ мебели. Озадаченный Ракитинъ, наконец, могъ вставить свое слово.

— Найти такой мебели нельзя, — сказалъ онъ, — но заказать можно.

— Такъ закажите! воскликнула она.

Зинаида Львовна молчала. Она не только поняла, что все это пустой разговоръ, но еще и то, что адмиралу переѣзжать въ городъ нe хотѣлось. Сидоръ же Осиповичъ понялъ, что подобная мебель должна стоить большихъ денегъ, и сомнѣвался, чтобы благоразумный адмиралъ желалъ истратить столько тысячъ на одну меблировку. Онъ примѣтилъ, что адмиралъ ходилъ по залѣ, взявши Соню за руку, и разговаривалъ съ ней о чемъ-то, будто не желая входить въ разговоръ и проекты жены. Оба Ракитины, смекнувъ, что дѣло нейдетъ на ладъ, ловко повернули разговоръ въ другую сторону, а Серафима Павловна съ легкостью и послушаніемъ, ей свойственными, перешла на другія любимыя темы разговора. Собаки, голуби, моды, новые романы, новыя рукодѣлья, въ пяльцахъ и крючками, доставили ей обильный матеріалъ для нескончаемой болтовни. Вечеръ для нея прошелъ незамѣтно, и она поднялась съ мѣста только по просьбѣ мужа, замѣтившаго, что пора домой.

На другой день Сидоръ Осиповичъ по обыкновенію обходилъ свое хозяйство и, зашедши на конный дворъ, любовался своими дорогими лошадьми, многія изъ которыхъ стояли въ просторныхъ и заботливо устроенныхъ денникахъ. Конюхи и кучера окружали его; онъ весело разговаривалъ съ ними и отдавалъ свои приказанія, когда увидѣлъ входящаго адмирала. Это удивило его. Онъ пошелъ къ ному навстрѣчу и послѣ первыхъ привѣтствій сказалъ:

— Такъ рано. Вы вѣрно за дѣломъ, — сказалъ Ракитинъ. — Я и самъ сбирался къ вамъ, потому что вчера Серафима Павловна говорила о наймѣ дома въ Москвѣ, а я думаю, что такой домъ, какой ей угодно, найти трудно. Такой надо купить, чего тоже въ три недѣли сдѣлать нельзя.

— Я именно за тѣмъ и пришелъ, — сказалъ адмиралъ, выходя изъ службъ и направляясь по саду къ дому: — я хотѣлъ переговорить съ вами. Моя Серафима до сихъ поръ и, вѣроятно, навсегда въ отношеніи практическомъ останется милымъ и несвѣдущимъ ребенкомъ. Но такою любилъ я ее въ молодости, такою люблю и теперь. Я прежде всего цѣню въ ней ея любящее сердце и добрую душу.

— Конечно, конечно, — сказалъ Сидоръ Осиповичъ, вторя адмиралу и догадываясь, что онъ опасается, чтобы не осудили его добрую, но легкомысленную жену, которую онъ всегда прикрывалъ своимъ уваженіемъ и любовью, какъ стѣной каменной. — Я знаю, что Серафима Павловна въ житейскихъ дѣлахъ не свѣдуща.

— Куда свѣдуща, она совершенно дитя, младенецъ, но умѣетъ покоряться, особенно мнѣ. Мы остаемся въ деревнѣ. Я не могу ѣхать въ Москву на зиму.

— Что вы говорите? воскликнулъ Ракитинъ. — Серафима Павловна знаетъ, согласна?

— Еще не знаетъ, но я скажу ей, и она будетъ согласна.

— А Ваня? А Сережа? ихъ образованіе? сказалъ Ракитинъ.

— На эту зиму, я могу еще учить ихъ дома; Степанъ Михайловичъ обѣщаетъ приготовить Сергѣя, если не къ университету, то къ высшему классу гимназіи… но до будущаго года далеко, кто знаетъ, что будетъ на будущій годъ? На эту зиму мнѣ необходимо остаться въ деревнѣ.