Серенада - [2]

— Мой стол, он вас интересует, да?

— Ваш что?

— Мой стол. Похоже, он вас интересует, сеньор.

— О, теперь понял.

По-дружески не выходило, выходило довольно скверно. Я поднялся, наклеив на лицо самую милую из улыбок, и жестом указал на стул.

— Конечно, сейчас объясню. С радостью объясню. — Вот тут надо попроще, в таких ситуациях пережимать палку — это только неприятности наживать. — Пожалуйста, присаживайтесь.

Он взглянул на меня, потом на стул, потом сел, и я тоже сел. И тут я сделал то, что меня вот уже минут пятнадцать так и подмывало сделать, — приподнял кремовую шляпу с его головы, бережно, так бережно, словно это была невесть какая драгоценность, сунул в нее меню и положил на стул. Если бы он сопротивлялся, хоть чуточку дернулся, я бы все равно это сделал, пусть даже потом он пристрелил бы меня. Но он не сопротивлялся и не дергался. Я застиг его врасплох. По залу пронесся ропот. Первый раунд был за мной.

— Вам что-нибудь заказать, сеньор?

Он моргнул, не уверен, что он вообще меня расслышал. Затем начал озираться в поисках поддержки. Он привык слышать лишь громогласное одобрительное «olй» [4] толпы по любому поводу, стоит ему просто высморкаться на арене, но на этот раз не сработало. Все молчали и продолжали заниматься своим делом.

Ему ничего не оставалось, как перевести взгляд на меня да еще постараться не забыть, для чего он подошел.

— Объясните. Ну же, давайте!

Итак, мой первый удар достиг цели, и я решил нанести ему второй.

— Конечно. Конечно, смотрел, это верно. Но не на вас. Поверьте, сеньор, вовсе не на вас. И не на стол. На даму.

— И вы… говорите это мне? Вы смеете так говорить…

— Конечно. Почему бы нет?

Интересно, что он теперь будет делать? Вызовет меня на дуэль? Но о дуэлях в Мексике слыхом не слыхивали. Может, конечно, стукнуть, но я на добрые 50 фунтов тяжелей. Может выстрелить, но пистолета у него нет. Я спутал ему все карты. В Мексике так говорить не принято, а если вы сказали мексиканцу нечто необычное или странное, он будет год думать, прежде чем придумает ответ. Он сидел и смотрел на меня, часто мигая. Уши у него наливались красным. Я дал ему какое-то время разжевать пилюлю, затем продолжил:

— Знаете, что я скажу вам, сеньор? Я смотрел на эту даму очень внимательно и хорошо разглядел. Я нахожу ее очень красивой. У вас отменный вкус! Я завидую вам. Знаете что, давайте разыграем ее в лотерею, и пусть выиграет удачливый. Купим по билетику, и у кого номер окажется больше, тот дальше ее и угощает. Идет?

По залу вновь пробежал ропот, на этот раз более долгий. Половина из них совсем не понимала по-английски, так что нужно было время, чтобы им перевели. Минуты четыре ушло у него на переваривание сказанного, потом он несколько воспрянул духом.

— А почему я должен это делать, скажите мне? Дама, она ведь со мной, или нет? Я играю даму в лотерею, вы играете. К чему это, сеньор? Вы скажете, а? К чему?

— Испугались, что ли?

Это ему уж совсем не понравилось. Он снова начал багроветь, а я почувствовал за своей спиной какое-то движение, и это мне тоже не понравилось. В Штатах, когда вы чувствуете, что у вас есть кто-то за спиной, это может оказаться официант с тарелкой супа, но в Мексике это может быть кто и что угодно, и чаще всего то, чего вы менее всего хотите. Примерно половина населения этой страны носит у пояса револьверы с перламутровыми рукоятками, а у револьверов есть один страшный недостаток — они стреляют. У этого парня полно приятелей. Он популярен, он бог и идол. К тому же по мне довольно трудно промахнуться. Я сидел неподвижно, глядя прямо на него, и боялся пошевельнуться.

Он заметил мой испуг, и его лицо приобрело насмешливое выражение. Я слегка подался вперед — стряхнуть пепел с рукава пиджака, и уголком глаза покосился назад и в сторону. По залу разгуливала пара распространителей билетов, и, когда он подходил к моему столику, они, как и все остальные, застыли на месте. Теперь же они медленно направлялись к нам и отчаянными жестами и гримасами уговаривали вытянуть из сумки хоть один билетик. Я не стал ждать. Я действовал напористо и решительно — главное, не дать ему опомниться.

— Так как, сеньор? Да или нет?

— Si, si[5]. Мы играть.

Тут они сорвались с места и бросились к нам, за ними последовала толпа человек в сорок-пятьдесят. Пока мы беседовали, они держались в стороне, но теперь, когда пошла игра, каждый считал себя вправе участвовать или наблюдать. Но прежде чем зрители успели обступить наш столик, один торговец уже совал мне розовый билетик, другой — ему, зеленый. В Мексике, знаете ли, сотни различных лотерей, каких-то розовых, зеленых, желтых и голубых, но только вряд ли когда что-нибудь с этого получишь. Во всяком случае, крайне редко. Оба торговца тщательно прикрывали салфетками номера, однако мой настойчивым шепотком и подмигиваниями давал понять, что на его билетике номера страшно большие. Типично индейская внешность — седые волосы, а лицо святого из шоколада; глядя на такое, трудно заподозрить человека во лжи. Я подумал о Кортесе, о том, что он видел их насквозь и легко разгадывал все их уловки. И о том, какими мерзкими должны быть эти уловки.