Серебряный остров - [20]
— Ты, кажется, хотел со мной поговорить, — раздался голос Виталия Макарыча.
Выпустив из рук рубанок, Коля обернулся. Виталий Макарыч улыбался и внимательно смотрел на него. И, как всегда, Коле стало немного не по себе под этим чересчур внимательным взглядом.
— Ну, что ж, пора, — продолжал Виталий Макарыч. — Я тоже давно уже собираюсь с тобой поговорить, но хотел раньше к тебе приглядеться. Ты снаружи очень похож на своего отца… Когда глядишь тебе в глаза, кажется, будто говоришь с ним… Но, как знать, похож ли ты на него внутри… И я всё откладывал.
Он ещё раз медленно оглядел Колю от макушки до башмаков и сказал:
— Пойдём, поговорим.
Он зашагал к дверям школы, и Коля пошёл за ним. Мальчики глядели им вслед, но не очень удивились: им знаком был обычай Виталия Макарыча разговаривать наедине то с одним школьником, то с другим. Многие из них уже прошли через эти разговоры, иногда приятные, иногда неприятные, но всегда такие, что их не скоро забудешь.
Виталий Макарыч отвёл Колю в свой кабинет — бывший кабинет колиного папы — и опять усадил его так, что мог с ним разговаривать, глядя в окно. Коля сразу это заметил. Виталий Макарыч сел за стол. На столе стояла пепельница с такими знакомыми Коле медведями.
— Пора нам познакомиться, — сказал Виталий Макарыч, ласково и серьёзно глядя Коле в лицо. — И не только оттого, что я педагог, а ты мой ученик. Мы с тобой связаны и иной, ещё более прочной связью, и нам нужно знать друг друга. О чём же ты хотел со мной поговорить?
Коля хотел поговорить с ним о папе. Но, как всегда, заговорить о папе было ему трудно. И он стал рассказывать Виталию Макарычу о слепом нищем.
Он рассказал, как они с мамой встретили слепого и девочку на вокзале в день приезда, как он встретил их сегодня в зарослях бузины, как пошёл за ними, чтобы узнать, где они живут, и как убедился, что нищий этот — притворщик.
Коле почудилось, что Виталий Макарыч почувствовал облегчение, когда оказалось, что Коля говорит не о папе. Колин рассказ о нищем выслушал он внимательно, но без особого любопытства. Видимо, нищий этот был не очень ему интересен. Один только раз он невольно поднял бровь: когда Коля рассказал, как заметил Виталия Макарыча в старом здании школы. Коле показалось, что Виталию Макарычу это неприятно.
— Так ты говоришь, он направлялся в обход площади к старому зданию школы? Это нехорошо. Он уже не первый раз шатается вокруг школы. Впрочем, он как-то ночью невольно оказал мне услугу. Не он, конечно, а девочка: она вскрикнула, когда я чуть было не свалился в яму… Воображаю, как ей живётся у такого человека. Агафья Тихоновна говорит, что девочку необходимо отнять у него, и она безусловно права… Я слышал, что у этого нищего отвратительное лицо. Я не рассмотрел его тогда у ямы: было темно, и он сразу ушёл и увёл девочку… У меня была племянница одних лет с этой девочкой.
— Была? — спросил Коля. — А где ж она теперь?
— Не знаю, — сказал Виталий Макарыч. — Наверно, нет в живых. Её мама, моя сестра, овдовела года за два до войны, и мы жили все вместе в Тирасполе. Я заболел апендицитом, меня положили в больницу и сделали мне операцию. Когда в Тирасполь пришли вражеские войска, я ещё лежал в больнице и никуда не мог двинуться. Меня схватили, упрятали в лагерь, и я думал, что там помру. Однако выжил. Через полтора года бежал из лагеря и тайком вернулся в Тирасполь. Спрашиваю: где сестра? Говорят: её убили. А где её дочка? Никто не знает… В Тирасполе я больше оставаться не мог, за мной следили, и я ушёл. Я пришёл сюда, в этот город, так как понимал, что Красная Армия освободит этот город раньше, чем Тирасполь. Здесь я познакомился с партизанами, и они приняли меня в отряд.
Коля внимательно слушал этот рассказ, думая, что Виталий Макарыч сейчас расскажет и о знакомстве с его папой. Но Виталий Макарыч вдруг заговорил о другом.
— Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — спросил он.
— Моряком, — ответил Коля.
— Здесь есть ещё один мальчик, который хочет стать моряком, — сказал Виталий Макарыч. — Он в бригаде маляров, его зовут Стёпа. Храбрый мальчик. Ах, да, ты ведь, кажется, с ним приятель…
Коля кивнул головой. Он, конечно, не собирался рассказывать Виталию Макарычу о своей ссоре со Стёпочкой.
— Я тоже хотел стать моряком, — продолжал Виталий Макарыч.
— Отчего же вы не стали? — спросил Коля.
— Оттого, что я стал учителем. И, представь, не жалею. Оказалось, что быть учителем так же привлекательно, как быть моряком. Твой папа тоже никогда не жалел, что он учитель…
Вышло так, что Виталий Макарыч сам заговорил о папе. Он сразу осекся. Но колино лицо дрогнуло, и Виталий Макарыч почувствовал, что не говорить о папе уже нельзя.
— Ты очень любил своего папу? — спросил он, помолчав.
— Очень, — сказал Коля.
— Я тоже очень любил его, — проговорил Виталий Макарыч. — Это он вовлёк меня в отряд. Я очень любил его, — повторил он, — хотя мы встречались с ним недолгий срок — только те три месяца, что он прожил у Архипова за комодом. Я приходил к нему, мы сидели там в темноте перед коптилкой и разговаривали часами… Он много рассказывал мне о твоей маме и о тебе. Он не знал, где вы. Не знал, живы ли вы. Он очень тосковал… Потом он ушёл от Архипова, мы собрались в условленном месте, и всё было кончено…
