Серебряная кровь - [21]

– Хорошо, – отозвалась я. – То есть, я надеюсь, мне удалось ему помочь. С ним всегда трудно понять наверняка.

Принц печально улыбнулся:

– Я испытал это на собственном опыте. Нам с тобой надо будет как-нибудь сверить наблюдения, – он звякнул медальонами, возвращая разговор к основной теме. – Второй бронзовый тник мы отдали даме Окре, так что вы сможете переговариваться во время твоего пребывания в Нинисе. Она рассчитывает, что ты будешь разъезжать по стране, а она доблестно останется у себя дома, в Сегоше.

– Ну, еще бы, – проговорила я. Он снова улыбнулся. Я почувствовала укол вины: я не имела права вызывать у него улыбку.

– Сердце-узелок, – он приподнял искусно сплетенную серебряную подвеску, – соединит тебя с аппаратом в кабинете Сельды. Она хочет, чтобы ты связывалась с ней дважды в неделю, вне зависимости от того, увенчаются твои поиски успехом или нет. Заявляет, что если она с тобой не поговорит, то начнет беспокоиться, а ее беспокойство отныне может сказаться на международных отношениях.

Я протянула ему руку и улыбнулась – принц неосознанно произнес эту фразу точно таким же тоном, каким ее сказала бы Глиссельда. Он опустил тники в мою ладонь и сжал мои пальцы. У меня перехватило дыхание.

Он тут же отпустил меня, откашлялся и потянулся за кожаным мешочком, который по-прежнему держал под мышкой.

– Следующий деловой вопрос: документы. Здесь бумага с подписью королевы, на случай если тебе понадобятся деньги. Перечень ингредиентов, необходимых для создания пирии – их нужно будет заказать от имени королевской семьи. Список баронетов Ниниса и графов Самсама, которые могут оказаться нам полезны, а также рекомендательные письма. Твоя главная задача – обнаружить итьясаари, но во время путешествия ты неизбежно встретишься с местной знатью. Будет хорошо, если тебе удастся убедить их нам помочь.

– То есть мне нужно заставить их всех почувствовать себя виноватыми? – поддразнила его я.

– Тебе нужно аккуратно напомнить им о том, что граф Пезавольта и регент уже и так пообещали за них. Мелкие дворяне помогут нам с большей готовностью, если мы убедим их, что не забудем об их участии.

Он протянул мне мешочек. Я взяла его и взглянула на стопку листов пергамента, лежавшую внутри.

– Приятно, когда тебя узаконивают.

Киггз рассмеялся – на это я и рассчитывала. Он был бастардом, и в этом отношении его чувство юмора могло показаться весьма специфическим.

– Я буду скучать по тебе, Фина, – произнес он, и его глаза сверкнули в тусклом свете камина.

Я нервно вздрогнула, все еще держа мешочек на коленях, и проговорила:

– Я уже по тебе скучаю. Я скучала по тебе все эти месяцы.

– Ты тоже? – спросил он, сжав ладонями подлокотники. – Прости меня за это.

Я выдавила улыбку, но, кажется, она получилась чересчур тонкой.

Киггз постучал пальцами по подлокотнику.

– Я не представлял, что не видеть тебя и не говорить с тобой будет так тяжело. Нельзя приказывать сердцу, но я считал, что можно хотя бы управлять своими действиями, чтобы свести ложь на нет…

– Тебе не нужно оправдываться передо мной, – прошептала я. – Я же тогда с тобой согласилась.

– Тогда? Теперь ты считаешь иначе? – принц тут же заметил то, о чем я не собиралась ему рассказывать.

Он был слишком проницателен. Как я любила эту черту.

Я быстрым шагом пересекла комнату и, с легкостью найдя на битком набитой полке тонкую книжицу, которую он мне подарил – «Любовь и работу» Понтеуса, – помахала ей.

– Это упрек? – спросил он и слегка подался вперед, внимательно глядя на меня. – Я знаю, какие строки ты сейчас процитируешь: «В правде нет боли, а во лжи нет утешения». С этим нельзя поспорить – кроме тех случаев, когда знаешь, что правда причинит боль человеку, которого любишь. И когда понимаешь, что этот человек и так уже страшно страдает: ее мать погибла, бабушка находится при смерти; она погрузилась в пучину руководства страной и войны, хотя еще совершенно к этому не готова.

Люсиан поднялся на ноги и продолжил взволнованным голосом:

– Серафина, я должен пройти этот путь с ней. Пусть я буду страдать, но я готов выдержать любую боль ради нее, пока буря не уляжется.

– Твои слова звучат очень благородно, – мой ответ прозвучал резче, чем мне хотелось.

Его плечи опустились.

– Я не пытаюсь казаться благородным. Я хочу проявить доброту.

Я подошла к нему. Теперь мы стояли лицом к лицу, и нас разделяло расстояние, не превышающее длины книги.

– Знаю, – тихонько произнесла я и легонько хлопнула его по груди томиком Понтеуса. – Наше время еще наступит.

Он грустно улыбнулся. Потом положил свои руки на мои – теперь мы сжимали книгу вместе.

– Я верю в это… всем своим существом, – произнес он, глядя мне в глаза, и поцеловал корешок книги, потому что поцеловать меня он не имел права.

Затем он отпустил мои руки (я не возражала – мне как раз пора было снова начать дышать) и снова стал что-то нащупывать в потайном кармане дублета.

– Вот последнее, что мне нужно тебе отдать, – сказал он, доставая еще один медальон – на сей раз золотой. – Это не тник, – торопливо добавил он и протянул его мне.

На медали виднелась искусная гравировка – изображение женщины, которая несла свою голову на подносе. Это была моя покровительница, святая Капити.