Серебряная цепь - [2]

— Наверное, все были в восторге?

Дана кивнула:

— В этом и был его шарм. Он мог творить всяческие безумства, нарушать общепринятые правила, но… любой мечтал попасть в его орбиту. Когда он исчезал, каждый думал, что он очень огорчен, что не смог взять его с собой. И все в него верили.

— Может, он и вправду сожалел об этом. — Джон недобро улыбнулся, вспомнив о чем-то. — Он действительно любил всех и каждого, и хотел, чтобы любили его. В нем не было ни капли злобы.

— Мне кажется, он искренне любил Кэтрин. — Дана задумалась. — Должно быть, они были странной парой.

— К несчастью, твоя бабушка посчитала, что он женился на ней ради денег, хотя оказалось, что это не так. Честно говоря, я так и не понял, почему она вышла за него замуж. При всем его обаянии, — поспешно добавил он.

— Но только не из-за денег! Вспомни, когда они познакомились, он, сын скромного сельского доктора из Девона, был на вершине славы. Ему дали бы любую роль, какую только захотел, в Лондоне или Нью-Йорке. А она была красавицей и казалась такой недоступной. Бабушка и Мейсон Уэллес держали Кэтрин в этой огромной квартире на Пятой авеню. Джосс увидел ее на вечере в "Сент-Реджисе" и, как рыцарь в старину, убедил ее убежать с ним и стать его женой. Я думаю, они были безумно влюблены друг в друга. Бабушка считала, что он должен бросить все это…

— Театр?

— Театр, постоянные путешествия, прессу, толпы поклонниц. Она всегда это ненавидела. Она не хотела, чтобы ее дочь была замужем за актером.

— Именно поэтому она отказывалась даже говорить с твоей матерью, когда та убежала с Джоссом. Да, нам всем тогда было трудно. — Джон задумчиво улыбнулся, выражение его лица противоречило его словам.

— Вероятно, бабушка поступала так согласно своему воспитанию. Она никогда не забывала, что в первую очередь она Уэллес, и приходила в ярость оттого, что Джосс отказывался оставить сцену. Даже позднее она терпеть не могла все эти пересуды о его любовных похождениях.

— А, женщины… — вздохнул Джон. — Слава Богу, он всегда был благоразумным. Он просто любил женщин, и женщины любили его.

— Он никогда не обсуждал со мной свои романы, но и не отрицал, что они были. Джосс всегда был полон энергии, — голос Даны дрогнул. — Как бы там ни было, он всегда так хорошо ко мне относился…

Подъезжая к повороту, Дана снизила скорость и вгляделась в белый с зеленым указатель с надписью: "Поплар-Джанкшен — 15 миль". Потом свернула на обочину и остановила машину. Слегка приоткрыв окно, женщина потянулась, чтобы снять напряжение. Холодный осенний ветер дул навстречу, и, глубоко вздохнув, Дана улыбнулась, закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья.

Воспоминания о прошлом не давали покоя. Джосс в больнице с сердечным приступом, его обычно живое лицо стало бледным от страха; черный потрепанный портфель с бумагами, которые она никогда не должна была увидеть; сухой голос бостонского адвоката, неохотно соглашающегося с ней; письмо, аккуратно написанное на простой белой бумаге, приглашающее ее на ферму в Поплар-Джанкшен; отсрочка поездки на неделю, пока сердце Джосса билось все медленнее и медленнее, затем остановилось навсегда; кошмар, который она испытала на его похоронах; толпы поклонников; шумиха, поднятая прессой; чувство оцепенения, которое не мог разогнать даже маленький Уэллес, которого она подержала на руках перед тем, как сесть в такси, чтобы начать путешествие в Нью-Йорк, а затем и в Поплар-Джанкшен.

Она опять выехала на дорогу, повернула по направлению, указанному стрелкой, и проехала маленькую деревушку с аккуратно покрашенными деревянными домиками. Самым большим зданием здесь был красный двухэтажный сельский магазин. Проехав по узкому железному мосту, соединившему каменистые берега реки, она миновала одинокое кладбище с полуразрушенными надгробиями, окруженное черным забором-решеткой в викторианском стиле, со словами "Поплар-Джанкшен" над воротами. Взглянув на адрес на конверте, притормозила машину возле аккуратного небольшого указателя: ферма "Фримонт" Она глубоко вздохнула и повернула направо на узкую, покрытую щебенкой дорожку, окаймленную рядами яблонь, простиравшихся до самого горизонта. Огромные высокие ели окружали маленький домик с белой кровлей. За домом был большой амбар с возвышавшейся над ним силосной башней. По дорожке, ведущей к дому, мчался черно-белый сеттер, яростно лая. Дана вела машину медленно, собака перестала лаять и дружелюбно побежала следом, пока Дана не подъехала к дому и не заглушила мотор. Ни минуты не раздумывая, она вышла из машины, решительно захлопнула дверцу, запахнула шубу на своей стройной фигурке и стала разглядывать дом. Сердце забилось часто-часто, и она даже оперлась о машину, набираясь сил. Перед ней было двухэтажное здание со свежевыкрашенной белой кровлей, с черными ставнями с вырезанной буквой Ф на каждом и красивой двойной ярко-красной дверью, украшенной колосками маиса. Рядом с дверью висела небольшая медная дощечка с надписью "Натаниэл Фримонт и его жена Джеруш" Дана подошла поближе и постучала, изучая дощечку, словно та могла что-нибудь рассказать о нынешних обитателях дома. Дверь открылась, и Дана увидела женщину примерно ее роста. Из холла лился мягкий свет. С минуту обе молча изучали друг друга.