Сердечная подруга - [51]
Как следует подкрепившись картофельными оладьями рёшти и колбасным супом, мы с Жозефиной решили прогуляться – полюбоваться бело-голубым пейзажем, расцвеченным лучами блеклого солнца. Натянув одолженные у фрау Хартман теплые сапоги и анораки, мы отправились исследовать зимние просторы, усеянные соснами с отяжелевшими от снега ветвями. Время от времени нас обгоняли, гортанно выкрикивая нечто-то непонятное, дети на лыжах.
Местный житель, древний старик, улыбнулся нам во весь свой беззубый рот. Он стоял на мостике, перекинутом через бурную бирюзового цвета речушку. Кожа его потемнела и обветрилась от солнца и холодов. Жозефина спросила, знает ли он, где живет баронесса Ландифер. Узловатым пальцем он указал на черное шале на вершине холма, которое я заприметил еще в пансионе. Жозефина хотела отправиться туда немедленно, но я выглядел таким утомленным и дышал так тяжело, что с этим пришлось повременить. В поезде я провел ужасную ночь, так что даже при желании не смог бы взобраться на такой высокий холм. Мы решили, что благоразумнее будет вернуться в пансион.
На следующий день, хорошо выспавшись и подкрепившись мюсли, я нашел в себе силы с помощью Жозефины добраться до жилища баронессы. Оказавшись на холме, я с трудом перевел дух. С близкого расстояния шале выглядело еще более внушительно.
Темный цвет, высота, массивность, узкие окна и удаленность этого дома от остального жилья навевали мысли о готике и внушали некоторое беспокойство. Над обитой гвоздями дверью с ржавыми замочными скважинами огромными золочеными буквами было начертано «ЛАНДИФЕР».
Ни дверного звонка, ни почтового ящика…
– Радушный прием, – прошептала Жозефина.
Я же не мог думать ни о чем, кроме одного: там, за тяжелой дверью из черного дерева, находится обнаруженная Констанцией картина Паоло Уччелло!
– Давай постучим, – предложила Жозефина.
И она стукнула в дверь. Ничего не произошло. Она постучала снова, на этот раз изо всех сил. Тот же эффект. Глухая служанка все равно не могла нас услышать, баронесса тоже не показывалась.
– Может, позвоним ей по телефону?
Но баронесса никому не давала свой номер, не отвечала на письма. Лоренцо испробовал все – тщетно.
Я чувствовал, что начинаю замерзать. А еще я начал нервничать. Жозефина, подумав немного, предложила обойти вокруг дома. Я последовал за ней. Окна находились слишком высоко, и заглянуть в них мы не могли.
На стене, что смотрела на деревню, имелся большой балкон. Под ним, в тени, оказалась другая дверь – маленькая и почти незаметная. Снег вокруг нее был тщательно расчищен. На стене висела коробка внутренней связи.
Прежде чем я успел вымолвить слово, Жозефина нажала на кнопку вызова.
С металлическим звуком, который заставил нас подпрыгнуть от неожиданности, из коробки выехала видеокамера, искаженный громкоговорителем голос произнес несколько непонятных слов.
Камера плавно вернулась на место, громкоговоритель издал последнее потрескивание и умолк. На «Ландифер» снова обрушилась тишина.
Жозефина захохотала, и этот смех показался мне неуместным. Я упрекнул ее, но она в ответ показала мне язык и повторно нажала на кнопку – раньше, чем я успел ей помешать.
На этот раз камера созерцала нас более длительное время. Наверняка баронесса, укрывшись в своем шале, как в крепости, рассматривала нас на экране маленького телевизора. В теплых дутых куртках и шерстяных шапках-шлемах мы походили на заблудившихся или просто праздношатающихся туристов.
Я приблизился к решетке громкоговорителя. От моего теплого дыхания металлическая пластинка стала матовой.
– Здравствуйте, мадам! Вы меня слышите?
Никакого ответа.
– Меня зовут Брюс Бутар. Я приехал из Парижа, чтобы увидеться с вами. Мне нужно с вами поговорить.
Ответное бурчание в громкоговорителе заставило меня вздрогнуть от неожиданности. Камера, словно улитка в раковину, вернулась в свой футляр.
– Подождите, прошу вас! Если вы все-таки перемените свое решение и решите меня принять, то найдете меня в «Chesa Madrisa», у фрау Хартман…
Нас снова окружала тишина. Пальцы у меня на ногах совсем заледенели. Жозефина дышала на руки в перчатках, чтобы согреться.
Мы подождали еще несколько минут. На улице было очень холодно.
– Давай вернемся, – сказала Жозефина. Нос у нее покраснел от мороза. – С меня хватит.
Мы повернулись и пошли прочь.
На следующий день все повторилось. Камера некоторое время созерцала нас в полной тишине, затем спряталась.
Ничего не поделаешь… Баронесса, укрывшаяся в своей крепости, оказалась столь же недостижима для меня, как и для Лоренцо. После третьей и последней бесплодной попытки мною овладела усталость. В моем распоряжении имелось еще несколько дней, чтобы добиться цели, однако сил катастрофически не хватало. Что стало тому причиной? Усталость, обусловленная тем, что я оказался в горах, грусть, которую я испытывал при мысли о расставании с Жозефиной (ей пора было возвращаться на работу), беспокойство из-за того, что швейцарские франки таяли, словно снег под лучами солнца? В этой маленькой, безмятежной, чистенькой и беленькой стране все стоило очень дорого…
