Сердцу не прикажешь - [57]

«Моя девочка», – вновь всплыли в памяти слова Квинта.

12

– Не надо было стоять на балконе так долго, – сказал Квинт, подходя вместе с Элизабет к бару, расположенному в нише в стене гостиной. – Ты вся дрожишь.

У Элизабет язык не поворачивался возразить ему. Сама она понимала, что дрожит не только от холода. Стоя совсем рядом с Квинтом, она наблюдала, как он взял графин и добавил коньяка в оба бокала. Его движения казались Элизабет неестественно медленными, словно с того момента, как он обнял ее там, на балконе, пошел иной отсчет времени.

Квинт поставил бокалы на мраморную крышку бара и вновь обнял Элизабет. Склонив голову ему на грудь и закрыв глаза, она вслушивалась в учащенное биение его сердца. Квинт гладил спутанные ветром пряди волос. Пальто упало на пол, и он положил свои сильные руки на оголенные плечи девушки.

Приподняв голову, Элизабет замерла. Теплые губы Квинта нежно коснулись ее губ. Все поплыло у нее перед глазами.

– Милая моя, – шептал Квинт, заглядывая ей в глаза и медленно проводя по щекам кончиками пальцев. – Как я люблю тебя! – Глаза Элизабет удивленно расширились. Заметив, что она ошеломлена, Квинт недоуменно поднял брови. – А разве ты этого не знала? – Элизабет была не в силах произнести ни слова. – Наверное, нет, – ответил за нее Квинт. – Прости, дорогая. Просто в жизни я не часто влюблялся.

– И не часто оставался верен в любви, – добавила Элизабет.

– Да, – согласился Квинт после минутного раздумья. – Но ведь я обещал исправиться.

Слова Квинта вернули Элизабет с небес на грешную землю. «Ты отдашь ему свое сердце и ничего не получишь взамен», – снова подумала она. Что ж, она знала, на что шла. Как ни горька правда, Элизабет готова была принять ее. В жизни ей довелось пережить немало бед и потерь. В конце концов ни она, ни Квинт никогда не брали на себя серьезных обязательств друг перед другом.

– Я тоже люблю тебя, Квинт, – ответила она.

Мысленно Элизабет твердила себе, что одной любви в жизни мало. Что серьезное чувство не может существовать без прочной основы, которая рождается из взаимной ответственности людей. Лучше перетерпеть боль, чем впоследствии пережить душевную травму и опустошение.

Квинт стиснул Элизабет в объятьях.

– Кто сказал, что мир далек от совершенства? – торжествующе засмеялся он.

Элизабет поддалась его радостному состоянию. Конечно, она могла бы снова и снова убеждать себя в необходимости поступить разумно. Однако вряд ли таким путем она добилась бы от себя сдержанности. «Оставим благоразумие на потом, – решила она. – Пусть в этот вечер наши сердца бьются в унисон». Она потянулась губами к жадно ищущим губам Квинта, прильнула к нему всем телом.

Неожиданно Квинт напрягся и отступил назад, бессильно опустив руки. Он из всех сил сдерживает себя, поняла Элизабет. Однажды она оттолкнула его, и Квинт опасался, что она опять поведет себя таким же образом.

Заглянув в глаза Квинта, Элизабет преодолела невидимый порог, разделявший их. Эта дивная ночь наша, твоя и моя, говорил ее взгляд.

Элизабет дотянулась до ворота рубашки и расстегнула верхнюю пуговицу. Взгляд Квинта, словно язык пламени, обжег ее. Он прижал Элизабет к себе и увлек ее за собой из гостиной. И снова страстные поцелуи, неясные очертания лиц в темноте и отрывистый шепот. Все как во сне…

Они вошли в спальню, не зажигая света. За окном мерцал огнями город. В мягком полумраке комнаты Квинт раздел ее, покрывая поцелуями освобождающуюся от одежды нежную кожу. Маленький ночник горел в изголовье кровати, отбрасывая свет на уголок синей наволочки. Руки Квинта нежно скользили по телу Элизабет, медленно опуская ее на спину.

– Ты похожа на нимфу из волшебного леса, – прошептал он, улыбаясь. – У меня такое ощущение, что я попал в сказку.

Элизабет провела ладонями по мускулистым рукам Квинта, по мускулистой груди и плоскому, упругому животу. Он застонал от наслаждения и притянул ее к себе. Губами он приник к ее плечу и стал покрывать поцелуями тело, оставляя на нем пылающий след. С неведомой ей самой страстью Элизабет отдалась восхитительным ласкам.

– Дорогая! – выдохнул Квинт. – Ты богиня!

Ласки продолжались. Каждое его новое прикосновение обостряло чувственность. Нежные объятия переросли в лихорадочные движения, приближая неизбежную развязку страстной интриги.

– Прошу тебя, Элизабет…

– Да…

Квинт запечатлел на губах Элизабет пламенный поцелуй, и их тела слились. Элизабет застонала, переполненная необыкновенными ощущениями. Казалось, время для них двоих остановилось…

Устав от ласк, они погрузились в недолгое забытье, а пробудившись, вновь предались любви, раздувая утихшее было пламя страсти. Где-то после полуночи Элизабет в очередной раз вдруг открыла глаза, поняв, что улыбается во сне.

Ее ноги переплелись с ногами Квинта, который по-хозяйски прижимал ее к себе. Она лежала, не шелохнувшись, вслушиваясь в его ровное дыхание. «Пусть спит», – подумала она и, осторожно положив руку ему на грудь, провела пальцем вдоль ложбинки посередине.

– Еще, – раздался голос Квинта. – Тогда я готов буду снова терзать твое прекрасное тело.

Элизабет вздрогнула от неожиданности.