Сердце зимы - [6]

– Я не знаю, что это, – почему-то шепотом призналась Хани, – но точно не Огненная звезда, Рок.

«Зачем мы нашли это? По воле каких ядви[6] наткнулись на это?»

В ней росла необъяснимая тревога, а вместе с нею ширилось желание выбросить находку обратно в яму и зарыть, чтобы ни одна живая душа не увидела ее свет.

Камень вдруг стал нестерпимо горячим. Он жег кожу, резал глаза своим сиянием. Хани хотела разжать пальцы, но не смогла – они намертво сомкнулись вокруг осколка. Жжение поползло вверх по руке, петлей сжало запястье и нырнуло под кожу, опаляя кровь.

Она закричала, когда невесть откуда взявшийся громогласный шепот ударил в виски, проник в голову, разлетелся бесчисленным эхом. Хани не разобрала ни слова, но без сомнений отрезала бы себе уши, лишь бы больше никогда их не слышать. А потом сквозь туманную завесу агонии проступил силуэт. В клубах дыма его рисовали оранжевые всполохи: резкими штрихами очертили скулы, нос, разрез пустых глазниц. Девушка в отчаянии зажмурилась, но продолжала видеть даже сквозь веки.

Последняя вспышка намертво выжгла лицо в ее памяти.

– Хани! Эрель!

Рок остервенело тряс ее за плечи. Голова северянки болталась на плечах, будто сломался стержень, что удерживал ее все шестнадцать лет. Она отстранилась, попятилась на нетвердых ногах. Запнулась за какую-то ветку, чуть не упала. Взглядом ощупала знакомое и настоящее: лицо своего кетельгарда, лес, выжженную поляну.

– Я снова грезила? – спросила обреченно.

С видом гонца, принесшего дурную весть, северянин кивнул.

– Что ты видела?

– Человека.

«Или дагфари[7]?»

Северянин молча ждал продолжения, но, не дождавшись, решительно сомкнул свои пальцы вокруг ее ладоней, все еще сжимающих камень. Было в этом простом грубом жесте что-то родное и успокаивающее.

– Говори, что делать, – твердо сказал верный кетельгард, готовый по первому приказу своей эрель идти хоть на верную погибель.

«Если бы я знала», – в сердцах подумала Хани.

Сквозь ее пальцы пробивался тусклый пульсирующий свет, еще несколько раз он вспыхнул, будто последний вздох, – и потух. Северян окружил полумрак.

Молодой воин приобнял Хани, точно готовился закрыть ее своим телом от какой-то лишь ему ведомой опасности. В тишине его сердце билось размеренно и глухо, успокаивающе. Хани затолкала страх в самый потаенный уголок себя, спрятала осколок за пазуху, удивившись, каким холодным и легким он вдруг стал, и тронула Рока за плечо.

– Мы должны предупредить.

– Ты уверена?

Хани до боли стиснула зубы. В мгновение ока перед мысленным взором пронеслись ужасы прошедших дней: огонь, крики о помощи, падающие, словно построенные из песка, каменные башни. Лицо брата, на котором испуг пробивался через тщетные попытки хранить мужество. И мать, придерживающая рукой собственный вывороченный наружу живот.

– Если бы нас предупредили… – На больше не хватило сил.

К счастью, Рок понял.

Арэн

– Харст бы побрал северную стужу!

Рыжеволосая всадница зябко поежилась и пришпорила лошадь. Тонконогая и быстрая, как ветер, дшиверская кобылка зябла, переступала с ноги на ногу, утопая в выпавшем за день снегу. Искрящийся под ярким солнцем холодный покров простирался на многие мили вокруг. И только линия горизонта едва разбавляла убранство Северных земель редкими зубьями деревьев.

Арэн неодобрительно посмотрел на свою спутницу. Миара, истинная дочь Тарема, знала толк в красивых речах, но за пределами Вечного города брань и проклятия сыпались из нее, словно горох из прохудившегося мешка.

– Лошади дшиверцев не привыкли к снегу, Миара, не мучь бедную скотину своей глупостью, – поджучивал таремку третий всадник.

– Предлагаешь мне спешиться? – съязвила рыжая через плечо. – В таком снегу только вплавь передвигаться. О, боги!

– Или покупать правильных лошадей, – продолжал третий.

– Довольно вам, – спокойно, но решительно осадил Арэн. – Нужно ехать, пока солнце не ушло за горизонт.

Он поровнял своего мерина с лошадью Миары и потрепал испуганную кобылицу по холке. Животное потянулось за рукой, ткнулось ноздрями в грубую кожу рукавицы.

– Она испугана, Миара, и замерзла.

– Я тоже! – Всадница дернула ногой в стременах, словно собиралась топнуть по полу. – Мы заблудились, ведь так, Арэн? Где тот тракт, по которому до Северных земель три дня пути? Нам следует вернуться и поискать проводника, – решительно, будто все только и ждали ее позволения, заключила рыжая.

– Думаю, уже поздно, – тягучим голосом сказал последний из четверки. Статный и смуглый, будто отлитый из бронзы, он держался позади остальных.

– У нас обязательство, – напомнил Арэн сразу всем.

Он снял тяжелый плащ из просмоленной медвежьей шкуры и накинул на плечи женщины – поверх ее собственного, тонкошерстяного, на кунице, расшитого серебром. Всадница оттаяла лицом, подарила спутнику улыбку благодарности. Арэн никак не отреагировал, проверил лишь, чтобы застежка плаща держалась достаточно крепко.

Он хмуро осмотрел заснеженные просторы.

Несколько дней назад они пересекли границы Кельхейма – Северных земель, как его чаще называли за суровый климат, царивший в этой части Эзершата. О Кельхейме сочиняли множество легенд и небылиц. По количеству они могли соперничать разве что со страшными историями о румийских черных магах и канувшем в Лету великом государстве Шаймерия. В теплых краях, далеких от холода и никогда не знавших снега, ходили слухи, будто кельхи не рождаются из женского чрева, а выходят из ледяных глыб, которые отсекают от айсбергов, плавающих в Остром море. Еще говорили, что северные люди носят вместо плащей свежевыделанные кожи диких животных. И что здесь, недалеко от Края земли, всегда царит ночь.