Сердце тьмы - [40]

Суть дела скрыта под поверхностью, недоступна мне, и мое вмешательство ничего не изменит.
"Towards the evening of the second day we judged ourselves about eight miles from Kurtz's station.	К вечеру второго дня мы, по нашим расчетам, находились в восьми милях от станции Куртца.
I wanted to push on; but the manager looked grave, and told me the navigation up there was so dangerous that it would be advisable, the sun being very low already, to wait where we were till next morning.	Я хотел продолжать путь, но начальник принял серьезный вид и сообщил мне, что плавание в этих местах сопряжено с опасностью, и так как солнце стоит низко, то лучше нам остаться здесь до утра.
Moreover, he pointed out that if the warning to approach cautiously were to be followed, we must approach in daylight-not at dusk or in the dark.	Кроме того, если считаться с предостережением, то благоразумнее будет подойти к станции не в сумерках и не в темноте, но при дневном свете.
This was sensible enough.	Это было вполне разумно.
Eight miles meant nearly three hours' steaming for us, and I could also see suspicious ripples at the upper end of the reach.	Чтобы сделать восемь миль, нам требовалось около трех часов, а у поворота реки я мог разглядеть подозрительную рябь.
Nevertheless, I was annoyed beyond expression at the delay, and most unreasonably, too, since one night more could not matter much after so many months.	Тем не менее эта отсрочка очень меня раздосадовала; безрассудная досада, ибо какое значение может иметь одна ночь после стольких месяцев?

As we had plenty of wood, and caution was the word, I brought up in the middle of the stream.	Так как дров у нас было много, а начальник хотел соблюдать осторожность, то я бросил якорь посередине потока.
The reach was narrow, straight, with high sides like a railway cutting.	Здесь река была прямая, узкая, с берегами высокими, как железнодорожные насыпи.
The dusk came gliding into it long before the sun had set.	Сумерки спустились к нам задолго до заката солнца.
The current ran smooth and swift, but a dumb immobility sat on the banks.	Быстро струилась вода, но на берегах все было неподвижно и безмолвно.
The living trees, lashed together by the creepers and every living bush of the undergrowth, might have been changed into stone, even to the slenderest twig, to the lightest leaf.	Деревья, опутанные ползучими растениями, и кусты словно окаменели, и окаменела каждая веточка, каждый листик.
It was not sleep-it seemed unnatural, like a state of trance.	Это был не сон, - такая неподвижность казалась неестественной, подобной трансу.
Not the faintest sound of any kind could be heard.	Не слышно было ни единого звука.
You looked on amazed, and began to suspect yourself of being deaf-then the night came suddenly, and struck you blind as well.	Мы удивлялись и готовы были заподозрить себя в глухоте; затем внезапно спустилась ночь и наградила нас также и слепотой.
About three in the morning some large fish leaped, and the loud splash made me jump as though a gun had been fired.	Около трех часов утра в реке всполошилась какая-то большая рыба, и от громкого плеска я подскочил, словно услышал выстрел из пушки.
When the sun rose there was a white fog, very warm and clammy, and more blinding than the night.	Когда взошло солнце, на реке лежал белый туман, очень теплый, липкий и еще более непроницаемый, чем мрак.
It did not shift or drive; it was just there, standing all round you like something solid.	Он не рассеивался, он стоял вокруг, как прочная стена.
At eight or nine, perhaps, it lifted as a shutter lifts.	Часов в восемь или девять он поднялся, как поднимается штора.
We had a glimpse of the towering multitude of trees, of the immense matted jungle, with the blazing little ball of the sun hanging over it-all perfectly still-and then the white shutter came down again, smoothly, as if sliding in greased grooves.	Мельком увидели мы вздымающиеся к небу деревья, непроходимые заросли, маленький пылающий шар, нависший над лесом... все было неподвижно... и потом снова спустилась белая штора плавно, как по смазанным желобам.
I ordered the chain, which we had begun to heave in, to be paid out again.	Я приказал отпустить якорную цепь, которую мы начали поднимать.
Before it stopped running with a muffled rattle, a cry, a very loud cry, as of infinite desolation, soared slowly in the opaque air.	Не успело замолкнуть заглушенное звяканье, когда раздался крик - громкий крик, -исполненный безграничной тоски, и медленно пронесся в густом тумане.
It ceased.	Потом стих.
A complaining clamour, modulated in savage discords, filled our ears.	Тогда поднялись жалобные вопли, дикие, негармоничные.
The sheer unexpectedness of it made my hair stir under my cap.	От неожиданности волосы зашевелились у меня под фуражкой.

I don't know how it struck the others: to me it seemed as though the mist itself had screamed, so suddenly, and apparently from all sides at once, did this tumultuous and mournful uproar arise.

Не знаю, какое впечатление это произвело на моих спутников; мне казалось, что туман разразился воплями, - так неожиданно раздался этот громкий и тоскливый вой, доносившийся как будто со всех сторон.