Сердце тьмы - [36]

It made you feel very small, very lost, and yet it was not altogether depressing, that feeling.	Вы чувствовали себя очень, маленьким покинутым, но это чувство не угнетало.
After all, if you were small, the grimy beetle crawled on-which was just what you wanted it to do.	В конце концов, как бы ни были вы малы, но грязный жук полз вперед, - а этого вы и добивались.
Where the pilgrims imagined it crawled to I don't know.	Куда, по мнении? пилигримов, полз этот жук, я не знаю.
To some place where they expected to get something. I bet!	Ручаюсь, что к какому-то месту, где они надеялись что-то получить.
For me it crawled towards Kurtz-exclusively; but when the steam-pipes started leaking we crawled very slow.	А для меня он полз к Куртцу, и только к Куртцу; но, когда паровые трубы дали течь, мы стали продвигаться очень медленно.
The reaches opened before us and closed behind, as if the forest had stepped leisurely across the water to bar the way for our return.	Лес расступался перед нами и смыкался за нашими спинами, словно деревья лениво вступали в воду, чтобы преградить нам путь назад.
We penetrated deeper and deeper into the heart of darkness.	Все глубже и глубже проникали мы в сердце тьмы.
It was very quiet there.	Здесь было очень тихо.
At night sometimes the roll of drums behind the curtain of trees would run up the river and remain sustained faintly, as if hovering in the air high over our heads, till the first break of day.	Иногда по ночам за стеной деревьев раздавался бой барабанов и катился над рекой. До рассвета слышались слабые отголоски, словно парившие в воздухе над нашими головами.
Whether it meant war, peace, or prayer we could not tell.	Был ли то призыв к войне, миру, молитве, - мы не могли угадать.
The dawns were heralded by the descent of a chill stillness; the wood-cutters slept, their fires burned low; the snapping of a twig would make you start.	Предвозвестниками рассвета спускались прохлада и тишина; дровосеки спали, догорали их костры; треск сучка заставлял нас вздрагивать.

We were wanderers on a prehistoric earth, on an earth that wore the aspect of an unknown planet.	Мы были странниками на земле доисторических времен - на земле, которая имела вид неведомой планеты.
We could have fancied ourselves the first of men taking possession of an accursed inheritance, to be subdued at the cost of profound anguish and of excessive toil.	Мы могли вообразить себя первыми людьми, завладевающими проклятым наследством, за которое нужно заплатить великими страданиями и непосильным трудом.
But suddenly, as we struggled round a bend, there would be a glimpse of rush walls, of peaked grass-roofs, a burst of yells, a whirl of black limbs, a mass of hands clapping of feet stamping, of bodies swaying, of eyes rolling, under the droop of heavy and motionless foliage.	Но иногда за поворотом реки под тяжелой неподвижной листвой открывался вид на тростниковые стены и острые крыши из травы, слышались крики, топот, раскачивались черные тела, сверкали белки глаз, хлопали в ладоши черные руки.
The steamer toiled along slowly on the edge of a black and incomprehensible frenzy.	Пароход медленно продвигался мимо этих безумствующих и загадочных черных людей.
The prehistoric man was cursing us, praying to us, welcoming us-who could tell?	Доисторический человек проклинал нас, молился нам, нас приветствовал... кто мог сказать?
We were cut off from the comprehension of our surroundings; we glided past like phantoms, wondering and secretly appalled, as sane men would be before an enthusiastic outbreak in a madhouse.	Нам недоступно было понимание окружаю щего; мы скользили мимо, словно призраки, удивленные и втайне испуганные, как испугался бы нормальный человек взрыва энтузиазма в сумасшедшем доме.
We could not understand because we were too far and could not remember because we were travelling in the night of first ages, of those ages that are gone, leaving hardly a sign-and no memories.	Мы не могли понять, ибо мы были слишком далеки и не умели вспомнить; мы блуждали во мраке первых веков - тех веков, которые прошли, не оставив ни следа, ни воспоминаний.
"The earth seemed unearthly.	Земля казалась не похожей на землю.
We are accustomed to look upon the shackled form of a conquered monster, but there-there you could look at a thing monstrous and free.	Мы привыкли смотреть на скованное цепями, побежденное чудовище, но здесь... здесь вы видели существо чудовищное и свободное.
It was unearthly, and the men were-No, they were not inhuman.	Оно не походило на землю, а люди... нет, люди остались людьми.
Well, you know, that was the worst of it-this suspicion of their not being inhuman.	Знаете, нет ничего хуже этого подозрения, что люди остаются людьми.
It would come slowly to one.	Оно нарастало медленно, постепенно.
They howled and leaped, and spun, and made horrid faces; but what thrilled you was just the thought of their humanity-like yours-the thought of your remote kinship with this wild and passionate uproar.	Они выли, прыгали, корчили страшные гримасы; но в трепет приводила вас мысль о том, что они -такие же люди, как вы, - мысль об отдаленном вашем родстве с этими дикими и страстными существами.