Сердце прощает - [4]

Но вот с той стороны, откуда пришел эшелон, показались первыебеженцы. Среди них Марфа заметила Виктора и Любу и громко окликнула их.

Люба кинулась к матери.

— Мамочка, Коленька, живы!..

— Мы-то живы, а там что творится, — ответила Марфа, утирая слезы, икивком указала на разбитый состав.

...К полудню беженцы, оказав помощь раненым, начали растекаться вразные стороны. Тронулась в путь и Марфа с детьми.

От деревни к деревне уходили они все дальше на восток. Каждый деньнад головами проносились фашистские самолеты с желтыми полукружьями наконцах крыльев. Иногда, чаще всего возвращаясь с бомбежки, вражескиесамолеты снижались и начинали обстреливать из пулеметов бредущих подорогам беженцев. С каждым днем все отчетливее слышалась и артиллерийскаяканонада.

Однажды на рассвете у опушки леса недалеко от места ночевкипросвистели и разорвались два снаряда. Все кинулись в чащу. И вдруг усамой кромки леса путь их был прегражден замаскированными окопами.

Навстречу Марфе вышел советский командир, посмотрел на нее, на ребяти спросил:

— Откуда идете?

— Из села Кирсаново мы, — ответила Марфа.

Она рассказала про бомбежку эшелона, как немецкие летчикиобстреливали их из пулеметов и спросила у командира, куда им идти.Командир указал дорогу и, заспешив, стал спускаться в землянку.

На следующий день они вышли на шоссейный тракт. По нему вереницейтянулись подводы, по обочинам шли группы пешеходов. И удивительно было,что люди двигались молча, словно потеряли дар речи, даже лица детейвыражали молчаливую сосредоточенность. Марфа упросила одного из возницпосадить на подводу Коленьку, рядом с сыном уложила уцелевшие узлы. Сразусделалось легче. Но движение вдруг прекратилось и стало известно, чтовпереди на магистраль вышли немецкие танки.

Свернув с шоссе к березовой роще, беженцы остановились на привал.Виктор разжег костер, вскипятил чайник. Марфа размочила в кипятке ещесохранившиеся засохшие куски хлеба и накормила Коленьку.

Виктор и Люба сидели друг против друга.

— Смотрю я на тебя и все думаю, — вполголоса произнес Виктор.

— Неужели сейчас обо мне можно думать? — притворно удивилась Люба.

— Ты красивая...

На щеках Любы заиграл румянец. Она опустила глаза и мягко сказала:

— Не говори, Витя, глупостей, не до этого.

Виктор сорвал поблизости от себя ромашку и принялся разглядывать еелепестки.

— А у меня, Люба, нет от тебя никаких секретов.

...Беженцы не видели ни ожесточенных боев, ни грохочущих танковыхколонн противника, но, обойденные ими с двух сторон, незаметно для себяочутились во вражеском тылу.

Исхудавшая от бессонных ночей Марфа со своими детьми и Виктором еще снеделю блуждали по лесам и, вконец обессилевшие, вернулись домой.

Глава третья

В селе много говорили о войне, но большинство жителей войны пока невидели; бои обошли деревню стороной. Однако скоро по проселочному трактупотянулись машины тыловых служб фашистского вермахта: крытые брезентомгрузовики и автобусы, сопровождаемые запыленными бронеавтомобилями игруппами мотоциклистов.

Однажды, свернув с тракта, в село прикатила черная легковаяавтомашина и грузовик с солдатами. Солдаты, держа винтовки наперевес,прошлись по улице, крича:

— Рус! Рус! Выходь-и! Рус!..

Из легковой машины вылез полный щеголеватый офицер и узкоплечийсолдат в очках и с фотоаппаратом. Когда невдалеке собралось десятка двадеревенских жителей, офицер обратился к ним с речью:

— Крестьяне, слушайте меня внимательно! — он говорил по-русски, но ссильным акцентом. — Теперь вы имеете свободу, крестьяне! Вы должныблагодарить нашего фюрера и германское командование. Советский колхозтеперь нет, земля теперь... как это? принадлежит вам. Вы поняли меня,крестьяне?

Пока он говорил, узкоплечий щелкал фотоаппаратом.

— Кто поньял? — спросил офицер.

— Очень хорошо поняли, — выйдя из толпы, с иронией ответилседоволосый сгорбленный старик.

Офицер снисходительно улыбнулся, снова щелкнул фотоаппаратом. Кстарику подошел солдат и сунул ему в руки бумажный рулон.

— Да, да, это так нужно... всем плакат читать. Гут, — сказал офицер исел в свою машину. Через минуту немцы покинули село.

...Оставшись за председателя колхоза, Сидор Еремин собрал сход. Чтобылучше видеть односельчан, встал на широкий дубовый чурбак. Покручиваятемные усы, Сидор негромко сказал, что, по его разумению, надо частьурожая засыпать в общественный амбар для будущего посева, а остальноеразделить на корню по едокам.

Марфа смотрела на него и думала: «Вот так Сидор! С виду тихий дасмирный, а на самом деле вишь какой смелый, бесстрашный».

Когда Еремин кончил говорить, Марфа не удержалась и первая крикнула:

— Правильно! Разделить хлеб по едокам, и все тут, пусть каждыйзапасается им, кто знает, что дальше будет. Без хлеба-то не проживешь!

Поддержали Сидора и другие колхозники. Без особых обсуждений так натом и порешили.

* * *

Марфа с Любой усердно убирали полегшую перезревшую рожь стяжеловесным колосом. В ход пустили и старую заржавленную косу с березовымкосовищем, и щербатый затупившийся серп. Снопы обмолачивали прямо в полена истертом брезенте. Впрягались в двуколку и везли хлеб домой. Привыкшаяк труду Марфа не страшилась работы, но страшное бродило совсем рядом.