Сердце предательства - [25]

– Нет, – я стояла на своем. – К этому времени ты уже истек кровью. Ты мертв.

Он вгрызался взглядом в мое лицо, губы. Его дыхание обжигало мне щеку.

– Пока еще нет, – прошептал он.

– Я надеваю твою рубаху и штаны или нет?

Он со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы. Потом выпустил мою руку и, хромая, побрел к стоящему в углу стулу.

– Не так уж сильно я тебя ударила, – заметила я.

– Несильно? – он сел и закатал штанину. Чуть повыше сапога уже образовалась шишка с куриное яйцо. Я присела и осмотрела ее. Вид у нее был нехороший. Мой удар оказался намного сильнее, чем я рассчитывала.

– Каден, я… – я вскинула голову и смотрела на него, не находя слов.

– Ты все объяснила, – вздохнул он.

И все же я не была до конца уверена, что он понял, почему я пришла в ярость или почему напала. Дело было не в одежде.

– Каден, я в плену в городе, где тысячи людей ненавидят меня и таких, как я. Вчера Комизар унизил меня перед всем вашим Советом. Но от тебя подобное отношение я вынести не могу. Ты так до сих пор ничего про меня и не понял? Да, принцессы кое-что умеют, не только хлопать ресницами. Ты – все, что у меня здесь есть. Мой единственный союзник.

Услыхав слово союзник, Каден прищурил глаза.

– А как же Рейф?

– Он-то тут при чем? Этот коварный сообщник принца, пожалуй, больше других хотел бы видеть меня мертвой – его принц предает мое государство, предлагая союз твоему, а Рейф, помогая устроить эту сделку, преследует собственную выгоду. Все, что, как мне казалось, между нами было, осталось там. В прошлом. Для меня он тоже временное развлечение, романчик – и уж никак не союзник. Если здраво рассудить, он для меня – только досадная помеха.

Каден долго изучал мое лицо и наконец улыбнулся.

– А ты судишь и впрямь на удивление здраво.

Я опустила глаза – опухоль на его ноге надувалась на глазах.

– Есть у вас в Санктуме ледник?

Каден фыркнул.

– Мы же не в таверне у Берди, Лия, – он доковылял до сундука, покопался в нем, извлек какие-то штаны и широкий кожаный ремень и бросил на койку. – Думаю, это подойдет.

Я предусмотрительно подхватила с пола рубище из мешковины и, распахнув ставни, выкинула его в окно.

– Jabavé! – буркнула я ему вслед, решительно отряхнула руки и повернулась к Кадену. По крайней мере, одна проблема решена – никогда больше я не обряжусь в эту колючую мерзость.

Я заглянула в корзинку, принесенную Каденом.

– Что за срочное дело заставляет Комизара встречаться с нами в такую рань? – спросила я, впиваясь зубами в круглую булку с сыром. На память мне невольно пришли публичные наказания в Морригане. Их всегда приводили в исполнение на рассвете. Что если Комизар все-таки не поверил в историю Рейфа?

– Он уезжает на север, в провинцию Бальвуд. Тамошний наместник не явился на Совет – скорее всего, это означает, что его больше нет в живых, так что надо разобраться, в чем там дело, – ответил Каден. – Но до своего отъезда Комизар намерен уладить кое-какие дела.

Уезжает. Это слово прозвучало музыкой – новости лучше этой я не слышала за последние несколько месяцев. Правда, меня все же беспокоило, что за дела он собирается улаживать. Я доела свой завтрак, и Каден вышел из комнаты, давая мне одеться. Дверные петли снова пронзительно заскрипели, и я подивилась тому, как это их визг не разбудил меня, когда он уходил сегодня утром.

Как приятно было снова надеть свои башмаки, чистые. Да к тому же еще и на чистые теплые носки. Сегодня непременно с благодарностью назову Эбена, когда буду возносить вечерние поминовения – теперь я неукоснительно возносила их каждый вечер, как бы заменяя Паулину. И мне казалось, будто я рядом с ней, по пути в Терравин, на пороге захватывающих приключений… а не одна в чужой стране, в самом конце одного из них.

* * *

Мы дошли до развилки, ведущей к крылу Совета. Снова долго шли по лабиринту коридоров и через открытые внутренние дворы, пробирались по узким галерейкам без окон, где путь освещали лишь тусклые фонари, развешанные далеко один от другого.

Каден предупредил меня, что Санктум, который строили и перестраивали на протяжении веков, весь пронизан заброшенными подземными ходами, некоторые из которых оканчиваются тупиками и смертельными ловушками, поэтому я должна держаться к нему поближе. Некоторые стены могли бы поведать о том, как их разрушали. Время от времени из тьмы возникали кучи щебня. Вид у них было жуткий: одна в темноте казалась воздетой рукой, другая – частью каменной головы, безучастно глядящей из стены, словно вечный заключенный. Попадались обломки мраморных плит с выгравированными надписями – письмами из прошлого. Буквы осыпались, текли, как слезы. Но всё это были в первую очередь просто камни, не хуже других, и их использовали для строительства города – использовали доступные ресурсы, как объяснил Каден. Все же, когда мы вошли в очередной тусклый проход, я что-то почувствовала и остановилась, притворившись, что завязываю шнурок на башмаке. Я прислонилась к стене. Биение. Предостережение. Шепот.

Может, я просто ошарашена зловещими тоннелями?

Джезелия, ты пришла.

Я так резко выпрямилась, что чуть не упала, потеряв равновесие.